Прости меня, Георгий

за вереницу оргий.

Я в этом неповинна,

во всем виновны вина.

Сначала мы у Лили

шампанского испили.

Бутылку не допили,

но мало закусили.

Всего я не упомню,

но кто-то Лилю обнял.

А после к бедной Лиле

другие заходили.

Потом пошли к Наташке –

отъявленной алкашке.

А к ней, чтоб похмелиться

пришли блатные лица.

Я лиц уже не помню,

но был фужер наполнен.

Конечно, это мерзко,

когда не знаешь меры.

Перед тобою каюсь

и всем сознаньем маюсь.

Прости меня Георгий

за след от пьяных оргий.

Россия моя, задымленная,

прокуренная и подпитая.

Сыновьим теплом обделенная,

дочерней рукой не умытая.

Не рдеет рассветом рябиновым

глубинка забвеньем заросшая.

Избенки с горбатыми спинами

омыты холодными росами.

Уныла российская горница,

свалялась скатерка дырявая.

Не льется игривая вольница,

в печали береза кудрявая.

От порога до самого края

Я в китайских штиблетах шагаю.

В размалеванной штопаной куртке

Я похож на китайского урку.

А китайский наушник на ухе

Мне вещает китайские слухи.

И мобильник китайский трезвонит.

О китайской пластмассовой вони.

Для капризной китайской машины

Покупаю китайские шины.

И стараюсь успеть за китайским

Чудо средством от бешеной тряски.

Зазывает китайская кухня,

В ней приправой китайская скука,

В ней смурные китайские лица

Не дают от души похмелиться.

Оттого мои карие глазки

По-китайски узки, как салазки,

А сплошные китайские сутки

Холодны, как пекинские утки.