Мне не нужно высоких, блондинистых,
И слащавых брюнеток не нужно.
Я бегу от скупых и прижимистых,
От зануд, предлагающих дружбу.

Мне милее взращенные ласкою,
Мне роднее впитавшие нежность.
Пусть глядят они добрыми глазками,
Приглашая укрыться в безбрежность.

У жестокой войны нет лица.
Балаклавы, кругом балаклавы.
В них скрывается лик подлеца
и обличье дешевой шалавы.

В них сощурилась жуткая месть
и жестокости дюжая сила.
Черным цветом замарана честь,
и у совести порваны жилы.

В ней бросается сын на отца,
не считаясь со связью по крови.
И насилие в роли истца
бесконечную тризну готовит.

Погребен под печальным венцом,
На останках меча и орала
Бравый воин с открытым лицом,
Честный рыцарь с открытым забралом.

Дорогу к храму своему
еще не отыскал.
А жизнь пытается вздремнуть,
минуя пьедестал.
Я сон стараюсь отогнать
настойками стихов.
Но ставни звездного окна
закрыты на засов.
И дверь в счастливый новый день
закрыта на замок.
А рядом ходит чья-то тень
и требует оброк.
Ее не трогают стихи
и разноцветье проз.
Ей подавай разгул стихий
и непотребность поз.
Ее заводит темнота
с мерцанием свечей.
Она мурлычет — жизнь отдай
за поиски ключей.
Но я озвучил темноту
твореньем новых нот
И разглядел свою звезду,
что к храму приведет.