Author Archive

РУССКИМ КРАСАВИЦАМ

Вырвались из зимних сундучков
Звонкие весенние капели.
Легкий ветерок обдал шанелью,
Я услышал песни каблучков.
Солнцем озаренный вернисаж
Скрасил заторможенные жизни.
Радугой — великим визажистом,
Скромницам наложен макияж.
Милые уставшие глаза
Вспыхнули, рассыпали желанья.
Хрупкие и нежные созданья,
Ставлю я на ваши образа…
…Господи, спаси и сохрани
Первые весенние мгновенья
В вас ищу источник вдохновенья,
Русские красавицы мои.

БЛАГОДАРЮ

Благодарю весенний дождь
И гром с охапкой ярких молний,
И нишу старой колокольни,
В которой я упрятал дрожь.
Благодарю судьбу за миг,
В который смог вмешаться ветер
Его стараньем в раме вечер
Твой образ трепетный возник.
Благодарю тебя за то,
Что ты спасла меня в ненастье,
Что мне дано земное счастье,
Благодарю тебя за то.

ЛЮБОВЬ

Любовь приходит робко, незаметно,
без лишней суеты.
Она меня ласкает легким ветром,
приносит мне цветы.
Она меня зовет на откровенья
под нежную вуаль.
С ней можно говорить о сокровенном,
идти в любую даль.
С ней можно умирать и воскрешаться
надеждою дыша.
Любовью не устанут наслаждаться
ни тело, ни душа.
Подари мне приветливый взгляд,
Ослепи меня светлой улыбкой
И открытость не будет ошибкой.
Говорливые пусть говорят.
Говорливые пусть говорят.
Деготь слов не испачкает чувства.
Все равно до тебя достучусь я,
Приготовь подвенечный наряд.
Приготовь подвенечный наряд,
Распусти свои русые косы.
Уведу тебя в раннюю осень,
Там багряные зори горят.
Там багряные зори горят,
Зазывает духмяное сено.
Поделюсь я своим сокровенным,
Подари мне приветливый взгляд.

С наивностью в душе
и нежностью в глазах
Курносая, откуда ты пришла?
С ресницы сорвалась
горячая слеза,
Хламиду одиночества прожгла.
На пыльной стороне
заброшенной любви
Тростинка откровения взошла.
Люби меня взахлеб,
до одури люби,
Спали мою застенчивость дотла.
За страстный поцелуй,
за вырвавшийся стон,
За милые бессвязные слова
Я буду целовать
раскрывшийся бутон,
Я тело твое буду целовать.

Подруга нежная моя,
моя блудница.
В твоем романе для меня
одна страница.
Но я прошу, не торопись
ее заполнить.
Про наши встречи не пиши,
а их запомни.
Запомни первый поцелуй,
увлекший в бездну.
Меня любимым назови,
но не любезным.
Прижми ладонь к моей груди,
считай удары.
У нас так много впереди,
ведь мы не стары.

СОЖАЛЕНЬЕ

Воздушный поцелуй,
капризная улыбка и быстрые шаги.
Ответную любовь
без права на ошибку
попробуй сбереги.
Знакомый силуэт
окутало туманом холодным и седым.
Пытаюсь отыскать,
куда меня заманят
размытые следы?
Под желтый листопад
на свадебные вальсы
все время выхожу.
Ищу на площадях,
слоняюсь по бульварам,
ее не нахожу.
Бессмысленно искать
встревоженную душу в зигзагах сентября.
Последний разговор
с красивой непослушной
закончился, а зря.

Уйми каприз, не стоит торопиться,
О робких чувствах в спешке не расскажешь.
В одно мгновенье можно лишь влюбиться,
Но первым взглядом вряд ли что докажешь.
Одной любви нам часто не хватает.
Твоя любовь подобна легкой пене —
То закипит, то медленно растает
В открытом море, море нетерпенья.
Моя любовь спокойней и терпимей.
Она течет по жизненной равнине,
Но может горы сдвинуть для любимой
Иль вдруг возникнуть островом в трясине.
Давай не будем чувства рвать на части,
Уйми каприз, уменьши ожиданье.
Впусти меня в скорлупку сладострастья,
Единым целым мы с тобою станем.

Я женился правильно как считал местком,
У сварливой женушки был под каблуком.
Жался к серединочке, в лидеры не лез,
Но напарник выдвинул на колхозный съезд.
Пъян до одурения воздух городской
И красотки местные маются тоской.
А одна проказница повела плечом,
Пригласила в горницу, я тут ни при чем.
Уложила ласкою в белую постель.
Я от женской нежности сразу пропопотел
А она разохалась, закатив глаза.
И слились в беспамятстве наши голоса.
С той поры вписался я в городской пейзаж,
Приобрел в приданое дачу и гараж.
Вспоминаю нехотя сельское жилье.
Было все по — грубому, было все не то.

МОЯ ТОЛСТУШКА

Свою толстушку на руках я не ношу
На брудершафтах все силенки растерял
А ведь когда-то я знакомился с ушу
И в темноте ее дружков подстерегал.
Ее квартиру я цветами засыпал,
Ломился в двери или лез через окно.
Просил руки, когда на голову упал.
С рукой машину мне вручили заодно.
Медовый месяц был растянут на года,
Мы по европам прокатились с ветерком
Нацеловались, налюбились и тогда,
Слезами радости нас встретил отчий дом.
Башка трещала от фуршетов и балов.
Мешал я с хересом французское вино.
Капризы женские улаживал без слов
И видел в том рациональное зерно.
У прошлой жизни я прощенья не прошу
И сил потраченных на дело мне не жаль
Я на руках свою толстушку не ношу,
Но, огорчившись, посылаю ее вдаль.

БЕЗ ЛЮБВИ

Любви моей ты больше не снесла,
Да ты моей любви и не хотела.
В речах своих не сдерживая зла,
Швыряла обличительные стрелы.
И только равнодушные глаза
Дарили голубое безразличье.
И вся твоя надменная краса
Подчеркивала скорбное величье.
Нам лучше бы расстаться без обид,
Без слов несправедливых и колючих.
Притихнуть и, уж если не простить,
То счастья пожелать на всякий случай.
Мне жаль, что бессердечна красота,
Мне жаль, что величавость безрассудна
Как вера не зависит от креста,
Так чувства без ответа неподсудны.

НЕСПЕТАЯ ЛЮБОВЬ

Повеяло весной
и солнце встрепенулось.
Оттаял саксофон
и танцы начались.
Я робко пригласил,
ты нежно улыбнулась.
И скорая любовь
забрезжила вдали.
Мы шли на свет любви
по замкнутому кругу,
А летняя жара
надежду принесла.
Душевные стихи
читали мы друг другу
И ждали, чтоб трава
немножко подросла.
Хотела ты любви,
хотела целоваться,
Хотела без ума,
но мне хватило сил.
А время подошло
в траве той обниматься,
Но кто — то ту траву
безжалостно скосил.
И ты не стала ждать
до будущих покосов.
Решительной рукой
махнула на тепло.
На землю разлеглась
заплаканная осень.
Неспетую любовь
с дождями унесло.

Лизал я с губ твоих соль тела моего.
Дарили мне любовь горячие ладони,
Не требуя взамен за счастье ничего.
Я видел только страсть в глазах твоих бездонных,
Предательская дрожь терзала изнутри.
Я слышал гулкий стук заждавшегося сердца.
Вбирал твою любовь без видов на кадриль,
А ты мою пила, не мысля о десерте.
Но тем и хороша запретная любовь,
Любовь без горьких слез и пошлых обещаний,
Любовь, в которой нет ни времени для слов,
Ни скучных вечеров для длительных прощании
Любовь,в которой нет намека на укор
И каждый поцелуй — прорвавшаяся нежность.
Я так хочу любить судьбе наперекор,
Без права на тебя, но с правом на надежду.

Бояться, милая, не стоит
Проделок рокового дня.
Своим вниманьем удостоит
Тот день, всего скорей, меня.
Иль небо свалится на землю
В том месте, где расслаблюсь я,
Или с вином смешают зелье,
Забыв о том, что это яд.
Слепая смерть придет без боли,
Ведь жизнь значительно больней
Я ей отдамся против воли
И не возрадуюсь я ей.
Она холодными губами
Осушит мой вспотевший лоб,
В мою разрушенную память
Введет прожорливый микроб.
Жестока жизнь и люди смертны,
Но дай мне первым умереть.
Свою любовь, по крайней мере,
Хотя б на время уберечь.
И знай, что это не измена —
Готовность все тебе отдать.
Я буду звать тебя из тлена
И терпеливо буду ждать.

Ты несравненно молода,
Я безнадежно стар.
Любовь разбавили года,
Но ты мне — божий дар.
В твои зеленые глаза
Смотрю — не насмотрюсь.
Они манят как образа.
Я каюсь, не стыжусь.
Твоих волос коснусь рукой,
Сниму ладонью дрожь.
Махну на старческий покой,
Тревожь меня, тревожь.
С любовью жизнь не коротка
И счастье — не печаль.
Разгладь морщины старика,
Веди в любую даль.

Тебя не долюбил, не доласкал,
Божественных цветов не додарил.
Холодными губами целовал,
Бездушными устами говорил.
Я рвал твои признанья на куски
И слез твоих горючих не жалел.
Ты таяла от горя и тоски,
А я от бессердечья матерел.
Попойками я жажду утолял,
Разбрасывал в бреду мужскую страсть
И женщин без разбору целовал
Нахально, с упоением и всласть.
Бросался из огня да в полымя,
В блаженство бездыханное и в жуть
И совесть не тиранила меня,
Покусывала нехотя, чуть-чуть.
А годы ускользали из под ног.
Проклюнулась нечаянно душа.
Любовь твою почувствовать я смог
Когда ты в одиночество ушла.
Застенчиво, без шума, без обид,
Забрав с собой домашнее тепло.
Теперь тебя никто не оскорбит,
Теперь тебе спокойно и светло.

ЭЛИНА

Шепчу во сне загадочное имя.
Элина милая, прекрасная Элина.
Я с ним ложусь и с ним я просыпаюсь
Смотрю на мир, блаженно улыбаюсь
Сияет имя радугой на небе,
В волшебный сад ведет, в котором не был
А в том саду, таинственном и хрупком
Я назову любимую голубкой.
И в том саду, усыпанном цветами,
Ты скажешь «да» медовыми устами.
Протянешь мне горячие ладони,
В моих объятьях сдержанно застонешь.
Потупят взор застенчивые звезды,
Своим крылом коснется теплый воздух.
Моя любовь с зашторенной картины
Сойдет на землю в образе Элины.
Элина милая, прекрасная Элина.
Ласкает слух загадочное имя.
Оно во мне бальзамом растворилось,
В моей груди взволнованно забилось.

БЕЗУМНАЯ ЛЮБОВЬ

Побудь со мной еще немного,
улыбкой удиви.
Побудь со мною ради бога,
а лучше по любви.
Не жги меня надменным взглядом,
безумством не кори.
Безумен я, когда ты рядом
до утренней зари.
Безумен я, когда теряю
знакомый силуэт.
Брожу, бессвязно повторяя —
любим я или нет.
И учащенно сердце бьется,
разбрызгивая кровь.
В твоей груди не отдается
безумная любовь.

ЛЮБОПЫТНАЯ ЛУНА

Уберись луна за тучи, уберись.
Не смотри ты осужденно сверху вниз.
Не бросай с небес на нас холодный свет
Ты когда-нибудь любила или нет?
Ты когда — нибудь страдала и ждала,
Прогоняла свое счастье и звала,
Целовалась ли до первых петухов,
Замирала ли от песни про любовь?
Мой любимый не коварен и не груб.
Как приятен поцелуй медовых губ.
Как тепла рука, ласкающая грудь.
Только ты зайти за тучи не забудь.

Не дыши мне в затылок.моя дорогая подруга,
Я не муж твой, а только единственный друг.
Не разбрасывай ревность,смеша подозреньем округу
Я не лучший, их много достойных вокруг.
Подойди к ручейку, полюбуйся своим отраженье
И прозрачной водицей омой красоту.
Ты достойна любви,не бросайся в поток униженья.
Ты как ранняя осень в багряном цвету.
Ты как сказочный лес, ты как спелая гроздь винограда
Только сказки прочел я,блуждая в лесу,
Надкусил виноград, мне хмельного причастья не надо
Терпкий вкус поцелуя с собой унесу.
Я с собой унесу половину наскучившей тайны
И последнюю ночь с ароматом любви.
Простодушная осень засыплет тропинку листами,
Я уйду безвозвратно, зови — не зови.

РАСТРАЧЕННАЯ КРАСОТА

Ты получила титул «Мисс…»
На конкурсе в Сеуле.
Тебя, исполнив твой каприз,
Одели и обули.
Тебя носили на руках
Дельцы и меценаты,
Ты упивалась на югах
Вниманием фанатов.
Текло шампанское рекой,
Дымились сигареты.
Прошел сезон, за ним другой
И что ж, сбылись приметы.
Твои глаза заволокло
Туманной пеленою,
Ресницы солнцем припекло.
Неслышно время подошло
Печалиться весною.

Без искры взгляд,
улыбка без желанья
Такой явилась ты.
А я, слепой, небесному созданью
Бросал к ногам цветы.
Я говорил возвышенные речи
От первого лица
И целовал открывшиеся плечи
С настырностью юнца.
Я теребил опущенные руки,
Холодные как лед.
А мне в ответ скрипучий глас старухи
Гундосил про развод.

ДОЛГИЙ ПУТЬ К СЧАСТЬЮ

Копною огненных волос
Шатенка соблазнила.
Звалась не как- нибудь, а Мила.
Я думал-наконец сбылось.
Но тут Анжелу повстречал,
Коварную брюнетку.
Ей посвящал свои сонеты,
Вплетая нежность и печаль.
А через год Ядвигу я
Увидел и влюбился.
Точней меня в себя влюбила
Блондинка милая моя.
Ну, а когда взглянула ты
Глазами голубыми,
Такими детскими живыми,
Я завернул тебя в цветы.
И только в русых волосах
Нашел простое счастье.
Через церковное причастье
Вошел в семейный вернисаж.

КАК ВСЕГДА

Откликнись, появись как в прошлый раз внезапно,
Позволь мне утонуть в лучах красивых глаз.
Я маюсь без тебя, но мне противен Запад,
А ты прожить и дня без Ниццы не смогла.
Войди и окольцуй лукавою улыбкой,
Небрежно оброни потертое манто,
Нырни ко мне в постель соскучившейся рыбкой
И нежно прошепчи, что в Ницце все не то.
Что в Ницце не курорт, а вотчина бедлама,
Что в Ницце мужики все на одно лицо,
Что выступил загар от тамошнего срама,
Что ниццевский пейзаж пестрит от подлецов.
Я буду пить вино смешного воркованья,
Я буду целовать божественный загар
И этим разбужу вздремнувшее желанье,
И, как всегда, прощу твой похотный угар.

Тень легла на лицо,
обесцветила взгляд.
Золотое кольцо
схоронила заря.
Разметало судьбу
журавлиным крылом.
Я тебя не люблю,
ты не лезь напролом.
Поглощает огонь
хрестоматию чувств.
В уходящий вагон
я к тебе не примчусь
Ты рукой не маши,
проезжая разъезд.
В деревенской глуши
только легкая взвесь.

ПУСТОЦВЕТ

Меня ты дразнишь белым цветом,
Но пустоцвет не плодоносит.
Сорвал его залетный ветер.
Остынь, ликующий курносик.
И эти пухленькие щечки
С налетом юного румянца.
На них соленый привкус ночи
И отблеск бешеного танца.
В глазах счастливая усталость
Затмила прежнюю наивность.
Ушла любовь с водою талой,
Не взяв оброка за провинность.

ТЕСНО МНЕ

Тесно мне в моем мирке,
ох, как тесно.
Вырвусь ли на белый свет,
неизвестно.
Распрощаюсь ли с хандрой
на народе
И пройдусь ли с молодой
в хороводе.
Поднесет ли случай мне
чарку водки
И не станет чарка та
комом в глотке.
Расцелую я судьбу
за спасенье.
Эх,гуляй,гуляй,братва, —
воскрешенье
Нагуляюсь от души,
напируюсь,
С молодухой в камышах
набалуюсь.
Только стелет мне жена,
не невеста.
Тесно мне в моем мирке,
ох как тесно.

ЛЮБОВЬ И ОСЕНЬ

Мелодию напел холодный ветер,
Мелодию с грустинкой саксофона.
Любовь моя осталась без ответа.
Вещает одиночество с амвона,
Вещает без патетики и звона.
Пытаюсь заторможенные мысли
Разбавить застоявшимся портвейном.
Часы мои, отставшие от жизни
Показывают мне на откровенье,
А тост я поднимаю за забвенье.
Поет душа хмельная и от песни
Сконфузилась заплаканная осень.
Лишь эхо оживилось в поднебесье,
Да филин подпевает безголосый.
Печаль мою вдоль берега разносит.
Холодных,черных глаз
всевидящее око,
Надменное лицо.
Во всех твоих словах —
открытая жестокость
С тоской заподлицо.
Сидит в тебе жилец,
далекий от восторга.
Он немощен, но груб.
Смогу ль унять тоску,
смогу ль сорвать жестоко
С потрескавшихся губ.
Смогу ли победить
терпеньем отрешенность,
А нежностью хандру
Смогу ли заменить,
тобою непрощенных
Знакомых и подруг.
Смогу ли утолить
нахлынувшую жажду
На пение без слов.
Смогу ли убедить,
сказав тебе однажды
Про нежную любовь.

Любимая, проснись.
Рассвет встревожил ночь
Не солнышком, а песней соловья.
Вплетает в темноту
он свет высоких нот.
Проснись, проснись,
любимая моя.
Открой свои глаза,
добавь голубизны
В палитру набегающего дня.
Но только сохрани
серебряные сны
И милую улыбку для меня.

Вот и опять тебе смешно,
а я сказал всерьез,
Что жду тебя давным-давно
у плачущих берез.
На мой решительный упрек
стрельнула озорством.
Пропев — спасибо за намек,
вернулась в отчий дом.
Но штора выдала тебя
и я не смог уйти,
А все гундосил про себя —
любимая, прости.

ПОМНИ ИМЯ МОЕ

Помни имя мое, помни имя.
Мы недавно считались родными.
Упивались нахлынувшим счастьем
И любовь не делили на части.
Помни имя мое.помни имя.
Были наши мечты голубыми.
В них купались мы, горя не зная,
Что же вдруг приключилось, родная?
Помни имя мое, помни имя.
Нас не зря называли шальными.
Как прекрасны бессонные ночи
Под дождем поцелуев, а впрочем…
Помни имя мое, помни имя.
Неужели мы стали чужими.
После бурной весны отлюбили,
Отшумели, отпели, остыли.
Помни имя мое, помни имя.
Повторяй его, глядя на снимок.
Протяни мне уставшие руки,
Уведи от коварной разлуки.

УВЯДАЮЩАЯ ЛЮБОВЬ

Солнце бродит рассерженным диском.
Подустало за лето смеяться.
Опадают озябшие листья,
Осторожно под ноги ложатся.
Превращается иней в росинки,
Тает в дымке небесная просинь.
Мы идем по шуршащей тропинке,
Уводящей в багряную осень.
Пробегает испуганный ветер
По верхушкам березовой рощи,
Оголяет склоненные ветки,
Словно хочет, чтоб были попроще.
Покрывает осенний художник
Наше счастье налетом грустинки.
Увядает любовь, вот и дождик
Барабанит уже по тропинке.

НЕИЗБЕЖНОСТЬ

Небо разверзлось дождем
По-осеннему мелким и нудным.
Я вас прошу об одном —
Разделить со мной серые будни.
Я вас прошу не любить,
Отдаваясь судьбе бесшабашно.
Я вам хочу говорить,
Но ни слова, прошу, о вчерашнем.
В звонком бокале вина
Мы найдем эликсир облегченья.
В этом не наша вина,
Что любовь не имеет значенья.
Дождик пройдет и опять
Прозвучит безразличное «надо».
Время покатится вспять,
Только эхо ответит-«не надо».

Взгляд.переполненный истомой,
небрежный завиток.
Встревожил много он оскомин,
но был ли в этом толк
Рука с дымящей сигаретой,
холеная рука.
Дитя, не знавшее запретов
и бед наверняка.
Тончайший запах от Диора,
одежда от кутюр.
Влекут они мужскую свору
с наличием купюр.
Но ваш напарник в душном зале —
наполненный бокал.
Вы в этом мире подустали,
устали от зеркал.
Вам очень хочется вернуться,
вернуться, но куда?
Тогда уснуть и не проснуться,
но сон придет когда?
Опять мужские липнут руки
к беспомощным грудям
Не троньте их, они упруги
и вам не по зубам.
Не гладьте щек и не целуйте,
противен поцелуй.
А ты останься.будет лучше,
целуй меня,целуй…

Палых листьев крошево.
Это не судьба ли.
Откатились в прошлое
Летние забавы.
Разметало по ветру
Трепетные чувства.
Вы любовь не поняли-
Редкое кощунство.
Разошлись без паники,
Наплевав на внешность.
В лабиринтах памяти
Затерялась нежность.
Желтый цвет у осени,
Желтый цвет измены.
Вы еще попросите
Счастья на замену.

Поверь моим словам.
Я их профильтровал через себя
Под шелест увядающего сада,
Взирая на чугунную ограду,
Молясь как на икону на тебя.
Взгляни в мои глаза,
Их ложь не заслонила пеленой
И я не отведу их отрешенно.
Мне больно расставаться непрощенным
Запачканным надуманной виной.
Постой, не уходи,
Сними с меня нахлынувшую боль,
Стряхни с себя последние сомненья.
Имеет ли какое — то значенье
Нелепых наговоров карамболь.

Ты прекрасна в порыве любви,
Ты красива в порыве гнева.
Не раскидывай тонкий невод
И напрасно меня не лови,
Насладиться безумием чувств
Мне хватило единственной ночи.
Обойдусь языком многоточий,
Потому что ворчать не хочу.
Не хочу я твоей красоты
Обжигающей и кричащей.
Мне милей ручеек журчащий,
Полевые дороже цветы.

ЛУКАВАЯ ЖЕНЩИНА

Лукавая женщина — глупость и разум.
Она же наивность и трезвый расчет.
Она раскрывается, только не сразу.
Ее откровенья не каждый прочтет.
Лукавая женщина, полная страсти,
По малым крупицам ее отдает.
Она, как дитя, забавляется счастьем:
То ласки не хочет.то лаской живет.
Лукавая женщина мечет соблазны
Щадящим огнем выразительных глаз.
Захочет и в будни подарит вам праздник
Захочет и в праздник не глянет на вас.
Лукавая женщина скромно красива.
Каприз излучает ее красота.
И в нем ее слабость, и в нем ее сила,
И в этом святая ее простота.

Лето прослезилось и ушло,
Спряталось за серым горизонтом.
Улицы одело по сезону
Осени дождливое крыло.
В зиму путешествовать вдвоем
Ты мне обещала бабьим летом.
Осень зачеркнула желтым цветом
Робкое желание твое.
Щурился малиновый закат,
Всматриваясь в серое безмолвье.
Был я с одиночеством помолвлен,
Балом правил желтый листопад.
Балом правил желтый листопад.
Пил я журавлиное прощанье.
Съежившись от снежного дыханья,
Брел по бездорожью наугад.
И с тоской взирая на луну,
Был готов завыть от одичанья,
Но услышал нежное журчанье-
Солнце показало на весну.

К тебе.любимая, прижмусь,
отдам свое тепло,
В твою улыбку завернусь,
прощу без громких слов.
И в дальний путь возьму с собой
последний поцелуй
Уйду, а ты, моя любовь,
напрасно не ревнуй.
На темном небе возгорит
еще одна звезда.
Она твой домик озарит
за прошлые года.
Согрей в руках холодный свет,
он холоден, но чист.
В твоей душе оставят след
согретые лучи.
И, может быть, в туманной мгле
увидишь ты меня.
Тоскливо б было на земле
без звездного огня.

ОСЕННИЙ ШТРИХ

За холодные скалы
укрылась небесная просинь.
Поднимаем бокалы
с тобой за дождливую осень.
За словами радушья
следы бесконечной разлуки.
Хризантему удушья
несут твои нежные руки
Заслонясь образами,
о счастье заходишься в голос
За шальными глазами
таится не чувстве, а голод
Мне не нужно ни ласки,
ни жгучих твоих поцелуев
Благовоньем соблазна
ты вряд ли меня околдуешь
Отголоски желанья
назойливый ветер уносит
Изобилье тепла я
меняю на серую осень.

ВЕСЕННЯЯ КАДРИЛЬ

Мне весна читает сказки,
песенки поет
Мне девчонка строит глазки
манит в хоровод
Я стряхну свою кручину,
шляпу набекрень
Посмотрите на мужчину
все, кому не лень
Ты поддай, поддай тальянкой
жару, гармонист
Эх, слабак, убавь румянец,
льдом охолонись.
Закружу в игривом танце
девицу-красу.
Ах, какое испытанье
праздновать весну.
Ах, какое наслажденье
первая кадриль.
Разве можно без движенья
счастье закадрить.

Бессердечная ночь
разделила нас пропастью.
Черно-белым кино
оказалось счастливое прошло
Я смываю с себя
что-то мерзкое, склизкое.
Свое сердце скрепя,
отрываю родимое, близкое.
Я тебя не виню,
пусть злорадствуют вороны.
И теперь не звоню,
не пугаю тебя заговорами.
Опустевшей душе
и тоскливо, и холодно.
Недопитый фужер
все стоит, но хмельного не хочется
В пересохших глазах
ни печали, ни радости.
Без тебя в небесах
я не вижу ни солнца, ни радуги.

Блеснул бутон росинками
из стайки чайных роз.
В росинках небо синее
увидеть удалось.
Но время было раннее,
незрелым был бутон.
Ответного желания
во мне не вызвал он.
Не раз ходил с товарищем
я мимо чайных роз.
От солнца был в испарине,
но только не от грез.
Расцвел бутон, представился
загадочным цветком.
Он стал к себе притягивать
лукавым лепестком.
Он весь дразнился свежестью
и, чтоб его понять,
Я робко, с чувством нежности,
решил его обнять.
Впились в меня безжалостно
колючие шипы.
Мне стало не до шалости,
я сдался без борьбы.
Не  смог я больше хаживать
к коварному цветку.
Приятней мне обхаживать
ромашку на лугу.
Ромашка не жеманится,
добра и весела.
А роза без внимания
мгновенно отцвела.

Я на сене подскользнулся
и упал.
В запах сена окунулся,
задремал.
Я лежал и наслаждался
пеньем птиц.
Лучик солнца забавлялся
у ресниц.
Где-то в поле затерялся
ветерок.
Я позвать его пытался,
но не смог.
На меня свалилась нега,
обняла,
Мне шептала что-то нежно,
ну дела.
Тело сразу стало ватным,
нету сил
Ни бежать.ни вырываться,
ни дерзить.
И к губам прильнули губы,
только чьи.
Заслонили мою грубость-
помолчи.
Мне от чувства стало жарко,
невтерпеж.
Кто-то скажет-это шалость,
ну так что ж.
А когда закат споткнулся
о живот,
Я очнулся, встрепенулся,
вытер пот.
Сколько длилось наважденье,
знает бог.
Кто оставил наслажденье
мне в залог
Что трава была примята,
ерунда.
На щеках следы помады,
это да.

ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНИЕ

Как снежный вихрь промчалось время
ушли года.
Утех восточного гарема
мне бог не дал.
Встречал я в жизни женщин разных
хватало сил.
Нередко в будни делал праздник
и ласки пил.
Я сам себе шептал — не надо,
шептал не раз.
И все же снова ел помаду,
войдя в экстаз.
И в ясный день в упор не видел
невинных глаз.
Я упивался женской свитой,
а ты ждала.
Меня любила незаметно,
без суеты.
А я упрямо ждал ответа
не там, где ты.
Твоей тоски, твоей печали
Не понял я.
Твоих шагов не озвучала
земля моя.
Мне жизнь порой казалась пиром,
где правил я.
Я был глухим, я был вампиром,
прости меня…

СТАРОЕ ФОТО

Помню трепетный взгляд,
До сих пор помню каждое слово.
Подвенечный наряд
Шелестел на картине былого.
Я стоял в стороне,
Суетой припечатанный к стенке.
Обращаясь ко мне,
Ты ему выражала почтенье.
И в лампадном дыму
С алтаря присягнула на верность,
Прижимаясь к нему,
А меня обрекая на ревность.

Обняла деревню речка —
быстрая вода.
Краше нет в краю местечка,
девки — хоть куда
Крутобедры, голосисты,
молния в глазах
В кружевах цветного ситца
с лентой в волосах
Мягкий пух, а не землица
встретит за рекой
Хлопцам грех не поселиться
на земле такой
…Не печалься молодица,
высуши платок
Приготовь воды напиться.
Чу, скрипит мосток.

Мельница фортуны
вертит колесо.
Солнечные дюны —
бархатный песок.
Брага поцелуя
головы кружит.
Мы живем, балуясь,
не о чем тужить.
Мы живем, прикрывшись
фиговым листом.
Мы людей не слышим.
Сплетни на потом.
Но умчалось лето,
вздыбилась волна.
Счастье, по приметам,
выпито до дна.
Первая прохлада
в души забралась,
Нам любви не надо
тоже первый раз.

Деревья кланяются в пояс
шальному ветру.
Который день веду я поиск,
но нет ответа.
Который день ищу я тайну
в твоем мещанстве.
Кончай упрямиться и дай мне
частицу шанса.
Кончай позировать в скафандре,
открой мне душу
Возьми себе последний фантик —
уменье слушать.
Не жертвуй мне ночей бессонных,
ведь я упрямый.
Поверь, что встретились под солнцем
с тобой не зря мы.

Не нужно, милая рыдать,
Не нужно лишних оправданий.
Ты не умеешь долго ждать,
Отбросив право на страданья.
В твоих глазах не дремлет грусть,
Тебя не гложет чувство веры.
Любить и ждать-тяжелый груз.
Простая мысль. не я здесь первый.
Любить и помнить до конца,
До остывающего вздоха.
Иначе нет нужды в сердцах,
А без серлец сильна жестокость.
А без сердец одна лишь плоть,
А плоть бездумна и развратна.
Господь, всевидящий господь!
Любовь уходит безвозвратно.

У БАНИ

Солнце забыло зажмуриться,
Осень по-летнему жаркая.
Небо бесцельно не хмурится,
Ветер по-старчески шаркает.
Баня пыхтит у запрудины,
Бревна покрылись испариной.
Женщина с белыми грудями
Вышла из облака паркого.
Вышла, осыпала блестками,
Бросилась в воду прохладную.
Вздох пролетел за березками —
Больно красавица ладная.

Багряная осень тебя принесла мне
На легком крыле петушиной зари.
Я нежную явь перепутал со снами
И толику счастья, шутя, подарил.
Тебе было мало разбуженной страсти,
От запаха сена пьянела душа
И ты не жалела накопленной ласки,
А я свою страсть отдавал не спеша.
Как свечка сгорела багряная осень,
Последние листья слетели с берез.
Я гладил рукой твою раннюю проседь
И мы, как и прежде, простились без слез
Ты вечный покой обрела за оградой,
А я в своем сердце храню до сих пор
Твоих поцелуев затухшую радость,
Прощального взгляда невинный укор.

НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ

Моих редеющих волос
коснулась женская рука.
Вошли в меня сначала злость.
Потом любовь, потом тоска.
Я злился больше на себя,
каменья слов бросая в вас.
Вы все снесли, меня любя,
смахнув украдкой слезы с глаз.
Вы все снесли, и я прозрел
в объятьях искренней любви,
Но в том признаться не посмел,
и вот теперь исчезли вы.
Пропал в ночи ваш нежный взгляд,
не сможет он простить меня
Вернуть мгновения назад
не в силах бог, бессилен я.

НЕДОВЕРИЕ

Озерной глади зеркало
и в нем твое лицо.
В меня глазами серыми
стреляет озерцо.
Я падаю под выстрелом,
ныряю в глубину
Я встречу нашу выстрадал,
теперь иду ко дну
Хватаюсь за соломинку
разбуженной любви.
Соломинка надломана
коварными людьми.
Куда ушли доверие
да нежное словцо?
В меня глазами серыми
стреляет озерцо.

Затуманился твой взгляд,
Растрепались волосы.
Люди правду говорят,
Что причина в вольности.
Заблудилась жизнь твоя
В закоулках полночи.
Ты сама себе судья,
Только все ль исполнится.
Пронесется над тобой
Незаметно молодость.
Не поспеешь за судьбой,
Богу не помолишься.
Не пройдешься под венцом
В белоснежном кружеве.
Не осмелишься кольцом
Обменяться с суженым.

Не тревожься, я — не бабник
И не конченный пьянчуга.
Не ищи в моей лачуге
Черных мыслей для забавы.
Выпей чашу откровенья,
Распахни смелее душу.
Я готов молчать и слушать
Ровный ритм сердцебиенья.
Я готов раздвинуть полночь
И ожить под нежным взглядом.
Не скучай со мною рядом,
Мир надеждою наполни.
И пускай ревнивый ветер
В окна бешено стучится.
Нам с тобой не разлучиться
От заката до рассвета.

Здравствуй, родимая, здравствуй.
Как ты жила без меня?
Что ж ты скупишься на ласку,
Что ж ты дрожишь у огня?
Прямо в глаза мне не смотришь,
Прячешь помятую грудь.
Или обманывать модно,
Или характер мой крут?
Ложь за налетом печали
Злей, чем открытая ложь.
Тень на кольце обручальном
Мне разглядеть довелось.
Тайной любви отпечатки
Сможешь ли смыть до конца?
Видимость полного счастья
Сможет ли склеить сердца?

Давай пригубим терпкого вина,
В последний раз мечты перелистаем.
Слепая ревность. В этом ли вина?
Мы друг от друга попросту устали.
Любовь мою ты выпила до дна
И гамму чувств сменила безразличьем
Одна печаль в глазах твоих видна,
Но лишь тогда, когда душа не злится
Прерви молчанье, я готов уйти.
Прими в наследство мнимую свободу,
Мне пожелай счастливого пути
И поклонись всезнающему богу.

Левый берег пологий,
Правый берег крутой.
До моей недотроги
Не коснешься рукой.
Разделила нас речка —
Ледяная вода.
На заветном крылечке
Не оставишь следа.
Через быструю речку
Перекину мосток.
На дрожащие плечи
Я накину платок.
До пьяна зацелую,
Проведу под венцом,
Навсегда окольцую
Обручальным кольцом.

На пляже задремавшей Евпатории,
Где звезды растворились в небесах,
Мужчины изучали акваторию
С надеждою в блуждающих глазах.
Две девушки, две маленькие вольницы,
Носительницы школьной белизны
Беспечно увлекались разговорами,
Под солнцем перессказывая сны.
А снились им высокие да крепкие
С интимностью филатовских усов,
С одной неутолимою потребностью,
С набором нежных трогательных слов.
Но явь не позволяет познакомиться
Под сводом утомительной жары
По принципу — и хочется, и колется,
По правилу неопытной игры.
Повылезли патлатые сезонницы,
Маститые красотки пригребли.
Две девушки, две маленькие вольницы
Исчезли, словно в море корабли.

ПЕСНЯ О НЕПОНЯТОЙ ЛЮБВИ

Ты прости, что любовь не испита до дна.
Мне не будет хватать твоих ласковых рук.
Но устала я жить и вдвоем,  да одна,
Ждать с тревогой звонка, унимать сердца стук
Нам бы парой взлететь
и на жизнь посмотреть
Нам бы чувства сберечь,
да тепло прежних встречь
И на верность мою лишь молчанье в ответ,
И вся тяжесть любви для моих только плеч.
Не помог в этот раз материнский запрет,
Не хватило мне сил свое счастье стеречь.
И не враз родилась неприязнь к красоте,
Безразличье нашло к твоим карим глазам
И слова уж не те, и поступки не те,
И давно не давала я волю слезам.

Не суй мне недоразвитый сосок,
Прикрой подолом острые колени.
Любовь моя тогда ушла в песок,
Когда явилось ваше поколенье.
Да бог с тобой, способна ль ты любить?
В глазах твоих ни нежности, ни страсти
Уйди, я не смогу тебя купить.
Не в деньгах согревающее счастье.
Уйди и не испытывай судьбу.
Любовь еще разбудит твои чувства.
А я, чтоб не ворочаться в гробу,
Замкнусь за дверью старости и грусти.

Стучит дремотный дождь
по зареву заката
Тебя бросает в дрожь
от крепости муската
Я радуюсь дождю,
мне солнышка не надо.
Ты знаешь, что я жду
открытости в награду.
Ты видишь, что судьбой
начертан этот вечер,
Но право за тобой
продолжить нашу встречу
Напрасно не грусти,
не скоро запогодит
Ты пробуешь уйти,
но зонтик не находишь.

Жил-был знакомый ловелас.
Менял он женщин как перчатки.
Но заприметил божий глаз
Его хмельные отпечатки.
Бог так и сяк его корил,
Грозил ему перстом священным,
А тот настойчиво просил
Грехов известных отпущенье.
Он клялся богу как страдал,
Напрасно чувств высоких полон.
Виною женский идеал,
Который так и не нашел он.
Ушли тревогой в небеса
Его просительные речи,
Сверкнула зайчиком слеза
И бог пошел ему навстречу.
Возник желанный идеал,
Стрельнул капризными глазами.
Бедняга разум потерял.
Каков финал — судите сами.

РУСАЯ КОСА

На глухой окраине нашего села
Проживала девушка — русая коса.
По фигуре ладная, личиком бела
И звончей не слышали люди голоска.
Пробегала тропкою к берегу реки,
Распускала волосы на своей груди.
Провожали девушку взглядом тростники
Расходились медленно ровные крути.
Мне хотелось выскочить, стать речной водой.
Ах.как трудно выстоять, совладать с собой.
Только птицы певчие слышали мой вздох.
Звук шагов заглатывал серебристый мох.
Но влюбилась девушка, только не в меня
Отзвенела свадебка вскоре у плетня.
Заслонил красавицу новый частокол,
Полетели русые локоны на пол.

Дикий пляж — одно из южных лежбищ,
Жаркий плен и отдых долгожданный.
Ты впилась в морское побережье,
Обняла песчаные барханы.
На спине хозяйничает солнце,
Легкий ветер с ним играет в прятки.
Пахнет морем воздух невесомый
И волна лениво лижет пятки.
Чья-то тень подкралась незаметно,
На ногах настырно развалилась-
Приглянулось тепленькое место.
Ты махнула ей, чтоб отцепилась.
Только тень не робкого десятка,
Подавай ей талию и груди.
Ты привстала, больше для порядка
И к груди прижала свои руки.
Ты спросила: «Что за наважденье?»
А в глазах надежда заискрилась.
И тебе не справиться бы с тенью,
Только солнце облаком закрылось

ГОЛУБЬ И ГОЛУБКА

Голубь сизый белую голубку
Заприметил солнечной порою
И признался, что ее лишь любит,
Что готов забрать ее с собою.
Он сулил безоблачное небо
С красотой свободного полета
И вещал, что где он только не был,
Не встречал приятнее молодку.
До темна красавица терпела —
До чего ж слова были приятны.
Под конец взяла и улетела
На покой в родную голубятню.

Ветер треплет волосы,
остужает грудь.
Мне не слышно голоса,
только вижу грусть.
В подвенечном кружеве,
карие глаза.
Ты любовь разрушила,
веру унесла.
На чужих страданиях
не уедешь в рай.
Что с тобою станется
лучше не гадай.
Как судьба изменится
видит только бог.
Будут еще женщины,
ты — не эпилог.
Встречу еще радости
на своем пути.
Но не вздумай в старости
с жалобой прийти.

Ты сидела в углу,
твои плечи дрожали
Ты противилась злу
и добру возражала.
Уводила себя
в одинокую старость
Только знала судьба,
что в кладовке осталось
Только видела ночь
потепление взгляда.
Как себя превозмочь,
если суженый рядом
Если искра любви
разгорелась от счастья
Если сердце в груди
разрывалось на части.

СЧАСТЛИВЫЙ НОВЫЙ ГОД

Ты вбежала с мороза в избу,
Принесла в дом бодрящую свежесть
И сказала, что свяжешь судьбу,
Только нужно дождаться рассвета.
За окном завывала метель,
Удлиняя таинственный вечер.
На столе удивленная ель.
На ветвях новогодние свечи.
Перед боем старинных часов
Наполнялись шампанским бокалы.
Дед Мороз запер дверь на засов,
Ты от счастья ключей не искала.
Под рентгеном доверчивых глаз
Разьве можно дождаться рассвета.
Я тебя целовал первый раз,
Ты ответила словом заветным.

РАЗЛУКА

Меня печалит дождь
и связывает скука.
Ты снова не придешь,
продолжится разлука.
Молчит аэропорт-нелетная погода.
Смотрю в дырявый пол,
не виделись полгода.
Смешливые глаза
уставились с портрета
Закрыта полоса
от лета и до лета.
Проходит жизнь в тоске
ни валко и ни шатко.
Ты маешься в Москве,
я шлю привет с Камчатки.

ПРИЗНАНИЕ

Еще с яслей я сомневался,
Сегодня ж, волю взяв в кулак,
Ей, чуть дыша, в любви признался
Она сказала мне -«дурак».
Но ты бы видел как сказала,
Как расцвели ее глаза,
Как в тишине она шептала:
«Я так ждала, чтоб ты сказал.»

ПРИТЯЖЕНИЕ

Сквозь зубы просится «прощай»,
Но не расцеплены ладони.
Часы безжалостно спешат
И чья душа сильнее стонет.
Следы желания в глазах
И робость встречного движенья.
Звучанье тайны в голосах —
Диагноз головокруженья
Сочней красивые слова
При нежной ласке поцелуя.
Зарделся девичий овал
Под острым взглядом полнолунья
Слились дыхания в ночи,
Сердца без ритма застучали.
Замри, природа, помолчи,
Следи, чтоб птицы не кричали.

Жизнь прожита, она бесцельно прожита
Мне не стряхнуть засаленных седин.
Как жаль, но даже вы не сможете
Сойти ко мне с потрепанных картин.
Как некогда, как безвозвратно некогда,
Уже звонят по мне колокола.
Я слаб и мне деваться некуда,
И лезет в душу траурная мгла.
Не хочется, мне уходить не хочется
От ваших глаз, от ваших алых губ.
Я раб, а вы мое высочество
И о любви просить я не могу.

МОЯ ЛЮБОВЬ

Живу в каком-то розовом тумане,
Живу, своей любовью наслаждаюсь.
Любовь моя присыпана обманом
И я за тот обман еще покаюсь.
И я за тот обман еще отвечу
Проказой одиночества на старость.
Да я и не расчитывал на вечность
И струн не бережет моя гитара.
Любовь моя капризна и наивна,
Безлика и безжалостно сварлива.
Я с ней бываю трезвым и противным
То бесшабашно пьяным и счастливым
Я с ней бываю сильным и упрямым,
То слабость ощущаю и безволье,
То страсть свою расходую по граммам
То чувства разбазариваю вволю.
Не видя откровенья за туманом
Собой, а не любовью наслаждаюсь.
Любовь моя присыпана обманом
И я за тот обман еще покаюсь.
И я за тот обман еще отвечу
Проказой одиночества на старость.
Не стоит причитать, еще не вечер
И струн не бережет моя гитара.

Хочу остепениться,
не лезь мне бес в ребро.
Не стану падать ниц я
за ложное добро.
Не стану волочиться
срадающим юнцом
За каждою девицей
с припудренным лицом.
Изнеженные звезды
померкли для меня.
Рябиновые грозди
не рдеют у плетня.
Устал я от свободы
устал от суеты.
Прошли шальные годы
сквозь джунгли красоты.
Осталось оглянуться
на прожитые дни.
Обратно не вернуться
на просеку любви.

РАЗРЫВ

Не принял боль сознаньем он,
Она не верила в разлуку.
Хранивший память медальон
Прожег протянутую руку.
От слез кружилась голова,
Лицо припудрила усталость
И, не надеясь на слова,
Припав к груди, она шептала:
«По прошлым встречам не горюй,
Не бей под сердце словом грубым».
Его прощальный поцелуй
Чуть тронул крашеные губы.
Она доверила вуаль
Скамье Михайловского сада
И взгляд ее куда — то вдаль
Унес тревожную досаду.

Горит свеча, окно открыто,
Твое тепло хранит постель.
Верблюжий плед, вином залитый,
Не прячет утомленных тел.
Дымит окурок сигареты
В моей опущенной руке.
У стылых ног обломком лета
Лежит потрепанный букет.
Ты отдалась ночной прохладе,
Не взяв прощальный поцелуй,
Укрыв любовь в потухшем взгляде
Сказав с издевкой: «Не горюй.»

Аллеи парка разукрасила весна,
В который раз нас обнимала тишина.
Она хранила нашу тайную любовь
И мы общались поцелуями без слов.
Свиданье выпито, но прежде, чем уйти,
Ты прошептала:» Я приду, ты только жди».
Взметнулись крылья разведенного моста.
Седая ночь смахнула образ твой с листа.
Немой свидетель встреч -трамвайное кольцо
Я до темна искал в толпе твое лицо.
Тебе живой принес живые я цветы.
Но опоздал всего лишь раз, ты уж прости.
Налета скорби мне не смыть шампунем лет,
Я на краю сырой могилы дал обет,
Когда не смог поцеловать твои глаза,
Когда скатилась непослушная слеза.

Возвращение

Еще сильней скрипит твое крыльцо,
Я замираю, тронув ручку двери.
В лучах зари горит мое лицо.
Как встретишь ты и сможешь ли поверить?
Уже слышны знакомые шаги,
Вопрос: «Кто там?» и робкое молчанье.
Открой мне дверь, прими и помоги.
Верней спаси, спаси от одичанья.
Твое лицо красиво без румян,
Твои глаза грустнее за тенями.
Смахни слезу, мой милый талисман
И обними уставшими руками.
Свою ладонь согрей в моей руке,
Позволь ласкать обветренные щеки.
Я тосковал в далеком далеке
И от тоски состарился до срока.

Ах, как поздно я родился.
На великие дела
Я спешил, я торопился,
Но удача подвела.
Ах, как поздно оперился,
Только в двадцать полных лет
На красавице женился,
Сняв запретный амулет.
Ах, как поздно я влюбился.
После свадьбы, через год
На себя ужасно злился,
Но решился на развод.
Ах, как поздно поумнел я.
Налюбившись от души,
Я с любовного похмелья
Растерял все барыши.
Ах, как рано постарел я.
Только опыту хлебнул,
Как обителью смертельной
Меня боже припугнул.
И теперь лежу на койке,
Вперив зенки в потолок.
Где веселые попойки,
Где манящий голосок.

Прими мой скромный дар
И нежный поцелуй.
Прости за то, что стар,
За то, что не холуй.
Прими на этот раз
Таким, какой я есть.
Не нужно лишних фраз,
Забудь про интерес.
Не слушай шептунов,
Отдайся воле чувств.
В картинках вещих снов
Ты пъешь мою мечту.
Пока не рассвело,
Надеясь и любя,
Последнее тепло
Я выплесну в тебя.

Внучке Полинке

Человечек ты мой маленький,
Покрасневшие глазенки.
Ты в слезах пришла из спаленки,
Протянула мне ручонки.
Для тебя пою я песенки,
Для тебя читаю книжки.
Я хочу, чтоб было весело
Загрустившей шалунишке.
Я хочу лучами радости
Осушить твои слезинки.
Я готов взбежать по радуге
За одну твою смешинку.

Получилась буква «Р»

Что там за страшный тигр рычит,
Пугая плюшевых зверюшек?
То вдруг вороной закричит,
ТО беспричинно дразнит хрюшек.
А то, как трактор тарахтит,
То буквой «эр» стреляет в уши.
По дому слышно «ры», да  «ры»:
Разбойник, рак, арбуз, корова,
Каприз, ружье, тартарары,
Программа, рама, будь здорова.
Игрушки ждут. Не до игры,
Как трудно с «эр» придумать срово (ой).
В квартире полный тарарам
От рыб, ракет, ремней и крабов.
Уж солнце спрятала гора,
А, значит внучке спать пора.
Из детской спальни до утра
Впервые «эр» выходит с храпом.

Озорница
Лерочке посвящается

Столик, запачканный ромовой бабой,
Новый букварь без листа.
Скорчился мшка с оторванной лапой,
Рядом лиса без хвоста.
Брошена в угол красавица Барби,
Белочка ищет свой дом.
Лев завалился на спущенный шарик,
Коврик забрызган водой.
Кто же устроил такой беспорядок,
Кто же такой озорной?
Шустрая внучка, стоящая рядом,
Или пришелец какой.
Вздернутый носик, румяные щечки,
Розовый бантик торчком.
Хитро моргают глаза — уголечки,
Я, мол, совсем ни при чем.

Дед и внучка

Внучка к деду подбежала
И на ушко прошептала: «динь, динь, динь».
Дед мгновенно оживился,
В колокольчик превратился: «Дзинь, дзинь, дзинь».
Но минутка пролетела,
Внучка песенку запела: «ав, ав, ав».
Развеселою собачкой
Дед залаял наудачу: «гав, гав, гав».
Вновь минутка пролетела,
Внучка киску захотела: «мя», да «мя».
Дед на внучку оглянулся,
Нежной Муркой обернулся: «мяу, мяу».
Пили сказки, ели были
И про слезы позабыли, вот так да.
Ах, как ладят внучка с дедом,
То ли песня, то ль беседа, красота.

МГНОВЕНЬЯ

Сорвался с клена желтый лист,
упал на рябь пруда.
Мгновенья мимо пронеслись,
умчались в никуда.
Я за мгновенья пролистал
осенний календарь.
Мечты. 0 том ли я мечтал
и все ли отдал в дар?
Стихи. О том ли я писал
и тем ли посвящал?
Капризных женщин я бросал,
но тех ли ублажал?
Сберег ли дерево идей,
творя свою судьбу?
Приблизил тех ли я людей,
плевав на ворожбу?
Я как то сразу поскучнел,
увидев желтый цвет.
Искать ответы мой удел,
но где найдешь ответ?

МОЯ ЗЕМЛЯ

Земля моя!
Тебе слагаю гимн.
(Частушки петь
оставлю я другим)
Под сенью трав
к груди твоей прижмусь.
Согрей меня,
моя родная Русь.
Вдохни в меня
российской доброты.
Я не стыжусь
душевной наготы.
Мое лицо
омой святой водой
И научи
как справиться с бедой.
Беда моя
незрима и мала.
По всей земле
таких бессчетно бед.
Любую боль
могу перетерпеть,
Но не стерпеть
запрета на дела.
Я полон сил,
ты чувствуешь, земля?
Но в данный час
не нужен мой талант.
Снесен в ломбард
парадный аксельбант,
А сердце ест
бесчувственная тля.
И только ты,
святая простота,
Даешь мне сок
от дерева надежд.
Уткнувшись в тишь
твоих лесных одежд,
Я предаюсь
возвышенным мечтам.

ЯРОСЛАВЛЮ

Оставлю Питер ненадолго
Морским порывистым ветрам.
Налет печали смою в Волге,
Свою признательность отдам.
Мила мне зелень Ярославля,
Мне дорог каждый бугорок.
Твою красу я, Волга, славлю,
Вложив тепло в десяток строк.
Мой первый крик пронзил твой берег
Я был умыт твоей водой.
Мой город. Все здесь было первым,
Вся жизнь пропитана тобой.
Мне вновь и вновь ласкает уши
Певучий волжский говорок.
Церковный звон готов я слушать,
Застыв у кованых ворот.
Церковный звон волнует душу
И сердце в такт колоколам
Стучит.А губы шепчут ту же
Молитву Спасским куполам.
В молитве той слова простые.
Земле не нужно пышных слов.
Я здесь дышу моей Россией,
Листая том приятных снов.
И если сердце захлебнется
На склоне солнечного дня,
Придет другой из чрева ночи
И домолится за меня.

Пустота падших душ,
пустота на растерянных лицах.
Пустоты не укрыть
многоцветьем рекламных щитов
Под ногами стихи
шелестят как опавшие листья.
Мне не нужно чужих,
я своих подобрать не готов.
Мне не хочется плыть
на шипящей волне лицедейства
И тоскливо взирать
на затухшую совесть других.
Я отдам свою жизнь
за глоток возвращенного детства.
И пройду через ад
за теплом материнской руки.

С закрытыми глазами вижу лес,
Подкравшийся к картофельному полю,
На взгорке озорную колокольню,
Полнеба насадившую на крест.
Еще я вижу белую сирень,
Стучащую в знакомое окошко
И женщину со стареньким лукошком —
Хранительницу русских деревень.
Еще я вижу иву над прудом
Плакучую, растрепанную иву
И лошади нечесаную гриву,
Натертую тяжелым хомутом.
Еще я вижу капельку росы,
Уснувшую на чашечке ромашки,
А снизу неказистую букашку,
Вращающую длинные усы.
Еще я вижу…Нет,глаза открыл,
Протер их,потянулся по-старинке.
Лететь бы мне в российскую глубинку
Да нет теперь ни времени, ни сил.

Я хотел бы писать
про амбары, набитые хлебом,
Про молочные реки,
с могучей волной половодья,
Про счастливую жизнь,
по которой отслужен молебен
В деревенской глуши
под защитой церковного свода
Я хотел бы писать
про сиянье открытых улыбок,
Про судьбу полигонов,
одетых в цветочную россыпь.
Но висит надо мною
сомнений великая глыба,
Оседают на сердце
печали холодные росы.

РОДИМАЯ СТОРОНУШКА

Сколько зим.сколько лет
пронеслось чередой,
Сколько троп заросло лебедою.
Но исконный завет-
зов сторонки родной
Незаметно уводит в былое.
Вот деревня в тиши,
легкий дым над трубой.
Беглеца жаром банька встречает.
Мать не чает души,
все дивится судьбой,
А отец в красный угол сажает.
И по кругу пошла
чарка с добрым вино
Зазвучала застольная песня.
Словно юность пришла,
опалила огнем
И от счастья в груди стало тесно.
Но зачем, но зачем
я искал свой приют,
Прожигал в спешке лучшие годы
А заменишь ли чем
материнский уют
И родные небесные своды.

Забрось мне жизнь мешок за плечи
с набором песен и былин
Уйду я в прелесть русской речи,
прильну к груди родной земли.
Умоюсь вешнею прохладой,
отдамся запахам косьбы
Другого счастья мне не надо,
не нужно мне другой судьбы.

В КАФЕ НА ВОКЗАЛЕ

Черный хлеб с бутербродным маслом
Да стакан полусладкого пойла
Я проклятий кричать не мастер
Но тоскливо за грязным стойлом.
Я стою в голубых петлицах,
Я как будто попал в окруженье
Отупелость на пьяных лицах,
Обреченность в неловких движеньях.
Взгляд собаки ударил в спину
И заставил меня оглянуться.
Как облегчить ее судьбину,
Если нити духовные рвутся.
Если зло со звериным оскалом
Перебралось из лесу на Невский
Если чувства сковала усталость
И общение только на нервах.

Не чувствуя земли,
плыву в тумане я.
На ниточке висит
комок сознания.
Куда меня несет,
к какому берегу
На острове любви
не быть мне первому.
Закончатся, но где
мои скитания.
Не хочется делить
судьбу «Титаника».
Не хочется пропасть
в пучине ревности,
Не хочется скулить
о нашей бренности.

Стучат колеса, не таясь,
стучат колеса,
Они несут меня туда,
где звезды в россыпь.
Они настукивают в такт
о дальних странах,
Но почему же снится мне
мой полустанок.
Но почему же вижу я
свою Россию,
В которой певчие леса,
озера сини.
Но почему же слышу я
дыханье сосен,
Они указывают мне
Дорогу в осень.

Деревня под названьем Глухомань
Три дышащих и пять пустых дом
Единственный петух тревожит рань.
Березово-осиновых холмов.
От ягод загорбатились кусты,
Грибы повыползали на погост,
Рябинушка кудрявая грустит —
Давно не заезжал далекий гость.
Давно не хороводила гармонь,
Частушки не дразнили тишину.
Плетет зигзаги речка Оболонь,
Уносит свои воды в старину.

Простившись с тихим полустанке
Нырнул в еловый частокол,
Нашел тропинку за кустами,
Расстался с дремлющей тоской.
Веди, веди меня тропинка
К истокам утренней зари.
Под ней свеча моей судьбины
Быть может ярче возгорит.
Я буду жить, общаясь с лесом,
Внимая птичьим голосам.
Ущербный мир без звонких песен
Тревогой лупит по глазам.

ПО ГРИБЫ

По проселкам ветер носит
звуки утренней страды.
Как щедра трудяга осень
на съедобные грибы.
Заберись в лесную чащу,
под деревья загляни.
Там груздей желтеют чаши,
подберезовик в тени.
В елках спрятались маслята,
гордо смотрит боровик
И лисички — пострелята
кучкой сбились на пикник
Подосиновик моргает,
сдвинув шляпу на бекрень.
И опятам разрешает
прокатиться старый пень
На опушке дремлет рыжик
под баюканье травы.
Хоть и прячутся, но вижу
я съедобные грибы.
И уже полно лукошко,
солнце спрятала гора,
Я прошу: «Еще немножко»,
но домой идти пора.

ДЕРЕВЕНСКАЯ ИДИЛИЯ

Солнце встало из — за леса,
В озаренном поднебесье
Золотом горит.
За рекою, на горушке
Подновленная церквушка,
Колокол звонит.
Ветер вырвался на волю,
Подлетел к ржаному полю,
Стебли теребит.
Детство мчится от порога,
По проселочной дороге
Весело пылит.
Воздух светится желаньем
И цветным благоуханьем
Головы кружит.
Слышно птичье щебетанье,
За зелеными кустами
Жизнь вовсю кипит.

Село готовилось ко сну,
но в чей-то дом пришло несчастье.
Собака черно-белой масти
печально выла на луну.
Достал до звезд собачий вой,
накрыл село густым туманом
Он зря по избам барабанил
и звал напрасно за собой.
Притихло, съежившись село.
Как будто жили понарошку
Горел огонь в одном окошке.
Две жизни смертью развело.
Две жизни смертью развело
всего на миг, иссякли силы.
Пес так и умер на могиле,
отдав последнее тепло.

Куда ведешь меня, куда
тропинка луговая?
В какую глушь, в какую даль
мечты меня позвали?
Мне не ответит василек,
ромашка не подскажет
И даже звонкий ручеек
дорожку не покажет.
Я слышу в шорохах травы
беззлобное ворчанье.
Я виноват, но не забыл
полей благоуханье.
Я все же вырвался из пут
столичного соблазна.
В покой лесов лежит мой путь,
в зеленое согласье.
Теперь с травой наговорюсь,
с деревьями поспорю
В лесной чащобе доберусь
до сказочных историй
Вдохну в себя родную Русь,
найду святые корни.

Прими меня, родимый край,
российская глубинка.
Позволь от здешнего костра
зажечь свою лучинку.
И если я принес добро,
лучинка разгорится
А если нет, какой же прок
на родину стремиться?

ШАШЛЫКИ

Листья желтые легки
у капризной осени
Мы пришли на шашлыки
на лесное озеро.
Подготовили мангал,
уголька подбросили
Пропотев у огонька,
умывались росами
Припекло на шампурах
сочную баранину
Дай нам, господи, добра
в это утро раннее.

ТРАМВАЙ ЖЕЛАНИЙ

Проспект укрыт был первым снегом,
Я шел, куда глаза глядят.
И вдруг трамвай с названьем «Нежность»
Колеса с рельсами искрят.
Трамвай был розового цвета,
Он весь светился чистотой.
Я сел в него и два билета
Пробил недрогнувшей рукой.
Трамвай бежал по звонким рельсам
И людям был безмерно рад.
А город весело смотрелся
В трамвайный розовый наряд.
Налево — шпиль адмиралтейский,
Направо — Невского стрела.
Меня трамвай хотел утешить,
Но робко осень отцвела.
Неслышно листья облетели —
Сдержать мгновенья не дано.
Сады и парки опустели,
Осталось только воронье.
Трамвай забрызган липкой грязью.
На звенья чувств налипла грязь.
Оторван щит с названьем «праздник»,
Я вышел в будни, помолясь.

ЖИЗНЬ — ИГРА

Колода карт сверкает глянцем,
Актеры мы, а жизнь-игра.
И кто-то бъется в диком танце,
А кто-то дремлет у костра.
В людских руках мелькают масти,
Меняют цвет, но выбор мал.
Один на красном ищет счастье,
Другой на черном настоял.
Какой азарт, какие страсти
И все в подкрашенном дыму,
И чью-то ставку рвут на части,
Но достается одному.
А счастье призрачно и близко,
Крути фортуны колесо.
Не плачь в рукав, венчайся с риском,
К утру быть может повезет.

ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ

Хочу я видеть все цвета,
но в черный цвет не верю.
Мне черный цвет подобен зверю,
за ним последняя черта.
За ним бессилен лунный свет-
-осколок ярких радуг.
И где вчера резвился праздник,
Сегодня правит черный цвет.
Опять безжалостное зло
подкралось незаметно,
Поганит землю черной меткой,
пускает кровь без лишних слов.
Пугает черною фатой,
скребется черной кошкой
И горя полное лукошко
несет с собою на постой.

Меня похвалили меня похвалили,
Верней не меня, а стихи.
И все говорили, всерьез говорили,
Что нет в них бесцветной строки.
Пропали длинноты, отточена рифма
И образность в каждой строфе.
Что веет от строчек дыханьем Гольфстрима
И чувством владеет Орфей.
Ну как же приятно бодрящее слово,
Ах, как окрыляет хвала.
Советы друзей я беру за основу,
С Пегасом сажусь за дела.

Зажгите свет, раскройте ставни,
Глотните воздуха свободы.
Уносят ветры непогоды
Обрывки старого устава.
Свобода! Радостные лица,
Но черный цвет венчает радость.
Блестят посмертные награды.
Зажженный танк еще дымится.
Еще не высушены слезы,
Стянуло мысли чувство страха.
Уже вершат кому на плаху,
Кому словесные угрозы.
А в том ли сила созиданья,
Нужны ли жертвоприношенья?
Я тоже против всепрощенья,
Но верю в чувство состраданья.

ТРЕВОЖНЫЙ СОН

Снится мне сон. На земле прокаженой,
возле кривого дворца
Плотной стеною толпа приближенных
властью венчает дельца.
Тысячи тел, ожидающих милость,
потных от пяток до губ.
Тянутся руки просящих к кумиру,
сам он наивен и груб.
Площадь укрыта туманом из лести,
саваном разных посул.
Кто усомнился, стреляют на месте,
стоит ли думать, в чем суть.
Эхо стрельбы чередуется с песней,
с песней во славу отца.
Трое безумцев, наевшихся спеси
гонят взашей мудреца.
Вспыхнула в небе зарница печали
сузился солнечный круг…
Но под окном петухи прокричали,
Сон потревожили вдруг.

Я ЧИТАЮ СТИХИ

Я читаю стихи
не для горстки восторженных фанов.
Вороша свою память
в наростах кричащих обид,
Я спешу разбудить
по наивности впавших в нирвану,
Защищаю бездомных,
которых легко оскорбить.
Я читаю стихи
в подворотнях, заполненных детством
И швыряю проклятья
в оплывшие морды дельцов.
Презираю вскормленных
хмельным молоком лицедейства
Сколько ж матушка Русь
наплодила в наш век подлецов.
Я читаю стихи
с изможденной простреленной рифмой
Обливается кровью
моя молодая душа.
Над поникшей Россией
кружат ненасытные грифы,
Кровожадные грифы
над бедной Россией кружат.
Я читаю стихи
на краю неглубокой могилы.
Я бросаю слова
вместе с комом промерзшей земли
И быть может меня
выбирает безжалостный киллер,
Поджидая команду:
прицел, приготовиться, пли.

Землей забытой, оскверненной
я брел один.
Кричали черные вороны —
умри кретин.
Цеплялись хилые деревья
за мой пиджак.
Ступил я в огненное чрево,
ускорил шаг.
Мои глаза слепило пламя
и жгло лицо.
Горячий дым пудовым камнем
стучал в висок.
Соленый пот впивался в тело,
едучий пот.
Душа моя чтоб не истлела,
Храни, Господь.

БЕГ

Безликое приморское шоссе
Пригрело развалившиеся лужи.
Как гончие по черной полосе
Бежали мы от прошлого за лучшим.
Хрипящей многоликою толпой
Швыряли за загривки километры
Небитые и битые судьбой,
Крапленые и вовсе без отметин
Шальные отрывались от других
Подножками и острыми локтями
Настырные сбивались на круги,
Гонимые холодными мечтами.
Я падал, поднимался и бежал,
И вовремя добрался до развилки,
Свободную тропинку оседлал,
Был счастлив, что меня не задавили.
Не думал перед страхом отступать,
Закутавшись в парадные одежды.
Вела меня заросшая тропа
По компасу проснувшейся надежды.
А выскочив на дремлющий пустырь
Опутанный прозрачной паутиной
Наткнулся на колючие кусты,
На дерево с прогнившей древесиной.

ПЕРВЫЙ СБОРНИК

Мой первый сборник вышел в свет
мой выстраданный сборник.
Но почему волненья нет
и радости бесспорной.
Но почему рука моя
застыла над страницей
И почему несет меня
в трактир, чтобы напиться?
Такого скопища рвачей
не видывал я прежде
От их кощунственных речей
уменьшилась надежда.
От их хмельного блеска глаз
не мыслится о лучшем
Они несут в себе отказ.
Карман — на всякий случай.

Корчится время в агонии,
Тучи висят над дорогою.
Поезд приехал в Жаргонию,
В бездну хмельную и строгую
Ветер в холодных объятиях
Вынес из чрева вагонного,
Бросил в глаза мне апатию,
Крылья убрал под погонами
Люди скопились над пропастью,
Жмутся тенями к расщелине.
Кто-то жалеет о прожитом,
Кто-то бормочет прощение.
Я обращаюсь с приветстнием,
Я говорю о возвышенном
Гаснут слова безответные,
Песни мои не услышаны.
Вдруг пронеслось истребимое:
«Время поэтов закончено».
Взмыла волна нетерпимости,
Серость сплотилась погонею.
Что ж вы стихи мои топчете?
Что ж вы мне в душу стреляете?
Люди, не будьте жестокими!
Люди, вы друга теряете!

ЧИНУША

В большом кабинете
в насиженном кресле,
За грудой цветных телефонов
Сидело, расплывшись,
надменное что-то,
Сидело, глазами сверлило.
Я зря открывал
свою бренную душу,
Наивно стремясь достучаться.
Ему для отказа
хватило полслова,
Шлепка безразличного взгляда.
Хотелось мне крикнуть,
хотелось мне плюнуть
В его краснощекое рыло.
Но сразу не крикнул,
обида забылась.
Его даже бог не осудит.

МОЯ РУСЬ

Моя обшарпанная Русь —
Незаживающая рана.
Молю я бога неустанно,
Кричу во тьму, не докричусь.
С твоей истерзанной груди
Сорвали ветхую кольчугу,
Ведут по замкнутому кругу,
Не видя цели впереди,
Не слыша стона стариков,
Не внемля разуму голодных,
Живя по принципу безродных,
По праву клуба знатоков.

Волна германского «Рояля»
Накрыла гордую Россию.
С соблазном справишься едва ли,
Рекламу вряд ли пересилишь.
Ползет постылость с пьяных улиц,
Бурлит в крови ожесточенье.
Страну мою-тревожный улей,
Какое ждет предназначенье?
Ужель под действием спиртного
Ее поставят на колени?
Народ, очнись — прошу я снова.
Народ, стряхни хламиду лени.

С экранов полчища убийц кочуют в жизнь.
В ходу сегодня детектив — сплошная кровь.
На стенах свастика взывает за фашизм.
Стихи о Родине закапывают в ров.
Звезда армейская бросается под пресс.
Накрыла чувство долга оборотней тень.
Садизм скрывается под словом модным «стресс»
Толпа фанатиков готовит судный день.
Диагноз действа — политический психоз.
Раз мы не немы, то теперь мы не рабы.
На что астролог рассмотрел на небе СОС
И выдает неутешительный прогноз:
«Спешите в лес, рубите елки на гробы».

ПРИБЛИЖЕНИЕ РЫНКА

Трудно жить по совести,
только нужно жить.
Трудно в невесомости
позу сохранить.
Что сегодня совестно,
завтра будет нет.
Что сегодня боязно,
Завтра — не запрет.
Благодать с дензнаками
подставляй карман.
Йены, фунты с марками —
это не обман.
Покупай, друг, акции,
близок твой успех
Антиспекуляцию
поднимай на смех
Рыночное месиво —
искренний азарт
Лопай, что отвесили,
рынок не базар.
Словно в невесомости
голову кружит.
Трудно жить по совести,
только нужно жить.

Унылое, безрадостное время.
Сереет календарь из черных дат
В интригах растворилось наше племя
Умами заправляет самиздат.
Растоптаны дырявые ботинки
Не грех, когда сапожник без сапог
Доверие дешевле четвертинки
Историю толкают за порог.
Стоят за подаяньем дяди Сэма
И тут же дядю Сэма матерят.
Меняют нашу кровь на ЭВМы
и кровью за судьбу благодарят.
Встряхнись от поминального набата
Седая, обескровленная Русь.
Я пробую молиться на закаты.
Я верую и верою держусь.

Я знаю, время не пришло,
не ценится поэт.
Как солнцу в бурю тяжело
пролить на землю свет.
Как птице певчей не суметь
унять вороний гвалт
Возможно ль, стоя на корме,
спастись в девятый вал?
Возможно ль, головы задрав,
не видеть беспредел?
Умельцы, ценные вчера,
сегодня не у дел.
Зарылись в ворохе купюр
насилие и ложь.
Плевать одежде от кутюр
на тех, кто греет вошь
Плевать голодному на все,
а сытому — на всех.
Скрипит фортуны колесо
со стрелкой на успех.
Стряхнул российский человек
достоинство и честь.
Сложил вещички на ковчег,
жену, да божий крест.
Плывет в тумане без руля.
Куда его прибьет?
Отсвет московского Кремля
надежды не дает.

ТРЕВОЖНАЯ ОСЕНЬ

Стоят притихшие березы
с налетом желтизны.
Мое сознание корежит
распутство новизны.
Затихли волжские напевы,
шкворчит заморский джаз.
Строчат бессмысленные перлы,
вошедшие в экстаз.
Тошнит от запаха дензнаков,
на них кровавый след.
Вершат трагедию со смаком,
забросив амулет.
Транжирят время на тусовки,
забыли про народ.
Народ. Он только для массовки,
или когда вперед…
Какую грусть напела осень
под желтый листопад.
Я слышу рельса отголосок,
Похожий на набат.

Я БРЕДУ ПО ПУСТЫНЕ

Я бреду по пустыне в бесконечные дали.
Раскаленное солнце беспощадно палит.
Пот струится по нервам,соль глаза выедает,
Утомленное сердце нестерпимо болит.
Я бреду по пустыне, ноги вязнут в барханах.
От кровавых мозолей задубела душа,
Обгорелые плечи, как единая рана.
Поскорей бы укрыться под шатром миража.
Я бреду по пустыне, обреченный на муки
Пересохшие губы проклинают исход.
Из последних усилий огрубевшие руки
Поднимаются к небу, заслоняя восход.

ПОД НАРКОЗОМ

Молочным маревом укутан град Петра.
Шпиль Петропавловки вонзился в облака.
Глядят с тоской в окно сплошные вечера,
Да черный конь несет ночного седока.
Не бей копытом понапрасну черный конь
Тревожным ржаньем мою душу не буди.
Волной предательства задут в груди огонь
И только пропасть поджидает впереди.

НАШЕСТВИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Раскудахтались куры, разбрехались собаки
До деревни добрался то ли тать, то ли гость
За плетнями моргали присмиревшие бабы
Больно много кричащих на Руси развелось
Вот и этот ударил приказною бумагой,
Защищалась деревня православным перстом
Разносил вольный ветер бабий вой по оврагам
Шевелилась землица под могильным крестом
Не спасли ту деревню причитанья и слезы
На забытую старость навалилась беда.
Как безжалостный символ нашей жизненной прозы
Разлилась над погостом ледяная вода.

ЗАБЫТАЯ МОГИЛА

Будто в скорбном поклоне
покосившийся крест
Кроме глупой вороны
не услышишь окрест
Ищет солнце лучами
мрак гранитной плиты
Старый тополь в печали
над могилой притих
Опирается тенью
на рябиновый куст
Обреченным терпеньем
навевает тоску.
У куста неприметно
за высокой травой
Захоронено место
для могилы другой.
Значит были два сердца
и мечты на двоих,
Но отметина смерти
развела видно их.
И заброшена память
вместе с комом земли,
И укрыта цветами,
что давно отцвели.
Но ведь что-то осталось
за мирской суетой.
Неизбежная старость
освятит добротой.
Может слезы найдутся
в пересохших глазах.
Может снова сольются
две души в небесах.

Мы шли, любуясь Петербургом,
Дыша осенними садами,
Не видя туч на небе хмуром,
Делясь крамольными мечтами.
Пришли на Загородный, в «Тройку»
А вход закрыт — не та валюта.
Мне пару фраз про перестройку
Сказала милая Анюта.
Сказала просто, без рисовки,
Но я притих под строгим взглядом
В своих поношенных кроссовке
Шагаем к «Невскому», он рядом
И там не слышно русской речи
Закуплен местным иностранцем
Совсем обвисли наши плечи,
Рычим, зализывая раны.
Завяли белые пионы
В руках расстроенной Анюты.
Пойдем, напьемся на талоны,
Стряхнем последние минуты.

ЮБИЛЕЙ
Ю. Заикину

Первых пять десятков пролетели.
Сколько будет их, не угадать.
Годы как январские метели,
Их не возвратить, не обуздать.
Их не пересыпать нафталином,
Их не заморозить на потом.
Годы с отведенного трамплина
Мчатся на дыхании одном.
Только бы с трамплина не сорваться
Только бы над тленом воспарить,
Только бы с любовью не расстаться
Только бы надежду сохранить.

СВЯТАЯ РУСЬ

Моя душа давно кружит над Волгой
Она скользит по солнечным лучам.
Ее, резвясь, подхватывают волны,
Выносят вверх, на жизненный причал
Душа вдыхает волжское величье,
Ее влечет к церковным куполам.
Она парит и хочет исцелиться,
Делить страданья с Русью пополам.
Святая Русь-печальная обитель!
Я льну к тебе стареющей душой.
Я твой певец, а не сторонний зритель.
Храни нас бог, российский, не чужой.

Земля моя, моя Россия,
возьми мое тепло.
Возьми мою шальную силу,
поэта ремесло.
В хмельное время пустоцвета,
задетого паршой,
Ну что еще возьмешь с поэта
с распахнутой душой.
Ну чем еще могу помочь я,
застряв в пучине зла.
Россия! Дай мне полномочья
на добрые дела.

Везде следы бездушных тел.
Смердит под сводом новой кровли
Отчизной правит беспредел
И деньги, пахнущие кровью.
Смертельно жалящий металл
Кружит над загнанной Россией,
Несется с лязгом по мечтам,
Сорит безудержною силой.
И тот, кто тешит злую рать
Достоин общего проклятья.
Душе российский «демократ» —
Продукт внебрачного зачатья.
Живу во плоти, иль уже
Я — призрак, харкающий болью.
Не стать бы нацией бомжей,
Приют нашедших в русским поле.

НЕНАСТЬЕ

С корнем вырвало березу
налетевшим ураганом.
Разнесло ее сережки
по растерзанной земле.
Шла корнями та береза
от России балаганной
И затихла у России
на задумчивом челе.
Ах, Россия, ты, Россия,
терпеливая простушка.
Не смогла сберечь березу
в дымке пьяного угара.
И смердят хмельные слезы
на просаленной подушке.
И насилье урагана —
не судьба, а божья кара.

Я еду в поезде разграбленном, но скором.
В кругу обманутых, униженных людей.
Вагон пропитан безысходностью и горем
И не поймешь-кто обреченный, кто злодей.
В окне мелькают молчаливые вокзалы
И утомленная, помятая земля.
Ее б согреть, она бы многое сказала,
Ее б понять, она бы многое дала.
Но нету времени для длительной стоянки,
Чуть зазевался и пронзительный гудок.
Воротит загнанные души наизнанку,
Кровь слабонервных превращает в кипяток.
Я еду в поезде разграбленном, но скором.
В окне мелькает утомленная земля.
Россия-матушка, российские просторы,
Повсюду «данники» московского Кремля.

БЕЗУМНАЯ ВОЙНА

Опять стреляют по приказу недоумков
опять горит земля.
Патроны ищут пацаны в пустых подсумках
их просто истреблять.
Худые лица перекошены от шрамов
охрипли голоса.
Они в огне не успевают крикнуть — «мама»
навек закрыв глаза.
И их простреленные души забирает
рассеявшийся дым.
На смену павшему безусый прибывает
с патроном холостым.
И продолжается вращенье мясорубки
напрасно льется кровь.
Война кромсает человека на обрубки
без права на любовь.
Война безжалостна и скорченных убитых
хоронит без креста.
Жуют помаду и не вспомнят о забытых
слащавые уста.
В дома российские стучатся похоронки,
в дома, но не в дворцы.
Куют войну, но от войны живут в сторонке
лгуны и подлецы.
Им нету дела до заплаканной России
потуже б кошельки.
И порождает вседозволенность насилье
банкующей руки.

Осторожно, война!

Отголоски воины и в далеких
селеньях слышны.
Их несут в окровавленных письмах
И на бланках сухих похоронок.
Осторожно, война!
А она выбирает не худших
российских парней.
Уминает их танком в траншее
И питает их кровью руины.
Осторожно, война!
Она смерть размножает со
скоростью пуль и ракет,
Заполняет могилы юнцами
Без тревог похоронного марша.
Осторожно, война!
Льются слезы мужские и женские
слезы текут.
Содрогается воздух от плача
И коробится кожа от соли.
Осторожно, война!
И, спасаясь от смерти,
идут вереницы калек
Не прикрыв оголенные нервы
И не веря ни в бога, ни в черта.
Осторожно, война!
Я смотрю ей в глаза,
как жестоко лицо у войны,
А жестокость всегда безрассудна
И не ей представлять человека.
Осторожно, война!

Висит доска, безликая доска.
Пылится мел в коробке у доски.
Исходит мрак от белого куска.
Рябой студент зевает от тоски.
Взяла кусок доцентова рука
И на доске законченная мысль.
Заметна связь в разбросанных кругах
И каждый штрих имеет четкий смысл
Прошел урок. Логическую связь
Вспугнула трель настырного звонка.
На черный цвет не смотрит больше глаз
Висит доска, безликая доска.

НОЧНЫЕ ПОЛЕТЫ

Скользнула ночь по взлетной полосе
И крылья расплостала по стоянке.
Луна взошла на землю поглазеть.
На старте слышно пение морзянки
Зовущий свет посадочных огней.
К нему спешат сквозь темень самолеты
С огнями приземление точней,
Прямее направление при взлете.
Глазастей борт от выпущенных фар,
Колеса притираются к бетону.
Нежнее взялся летчик за штурвал,
Удерживая лайнер многотонный.
Ночная подготовка высший класс.
Нам в царстве темноты не до экзотик.
Шагает по бетонке новый асс,
Приветствуя восход па горизонте.

ВЕТЕРАНАМ

Никогда не забыть нам былое.
Обожженные лица солдат
В авангарде неровного строя
На страну с обелисков глядят.
Не стареют душой ветераны,
Не тускнеет уверенный взгляд.
Но порой открываются раны
И тоскует редеющий ряд.
Вспоминается чрево окопа
С чередой искрометных атак —
Сочетанье надежды и скорби.
Но хрипит: «Воевали не так».
Нет, громили врага как умели,
Отдышаться порой не могли
И не их упрекать за несмелость,
За отчизну бойцы полегли.
Не задуть крикунам — супостатам
На надгробиях вечный огонь.
С годовщиной Победы расстаться
Не позволит солдатский погон.

В наш дом вселилась скромно пара молодых
С обычной вношностью неброской красотоы
Кто любовался той супружеской четой
Кто возмущался: «Нет детей». Народ простой.
Вопрос о детях, то не выстрел холостой
Для них ребенок был заветною мечтой.
Печать досады на влюбленных видел бог
Но даже он укутать счастьем их не смог.
Сбылась мечта ни через год, ни через два
Ребенок выжил, только мать была мертва
Налетом скорби омрачилось торжество
Но разглядел отец в глазах свое родство
«Нет»-подытожил старичок — язык пустой
Душою черствый, а на вид почти святой:
«Ребенок просто золотой, но он не твой
Кудряшки малого как смоль, а ты седой»

Стоял за булками небритый,
давно не мытый человек.
Под маской скромного подпитья
он вряд ли был благословен
Его старушки сторонились,
смотрела косо молодежь.
Слова бросали словно милость,
преклонный возраст, ну так что ж.
А он стоял, нахмурив брови,
упрятав взгляд в холодныи пол
И на лице его бескровном
мазнула тень тупую боль.
Под хрипом общего роптанья
он вдруг спросил «Чей кобелек?»
Его слова в глазах у Тани
зажгли счастливый огонек.
Спасибо радостной девчонки
взбодрило деда, не узнать.
Толпа вздохнула облегченно.
Как трудно душу распознать.

БЕССОНИЦА

Почему так одиноко,
по кому скорбит душа?
Спит любовь моя под боком,
а часы спешат, спешат.
Тики-таки, тики-теки
раздается в темноте.
Словно в бешеной атаке
скачут кони к высоте.
Я глаза закрыть не смею,
бъется сердце в такт часам
Мне б завыть, да не умею
вторить волчьим голосам.
Лезут в мозг шальные мысли,
тело гложет темнота.
Мне нужнее сон со смыслом,
А не эта маета.
За окном гуляет ветер,
треплет кудри у берез.
Ах, как трудно ждать рассвета
и реветь во тьме без слез.
Мне назло ночные страхи
гасят думы о земном.
Тики-таки, тики-таки —
бесконечный метроном.

В.Максимову.

Еще один ушел из жизни.
Болезнь догрызла, доняла,
Отца и мужа отняла.
Надежды смыв волной трагизма.
А он боролся сколько мог
И умер с верой в исцеленье.
Глаза застыли в изумленьи
И руки сцеплены в замок.
Лишь только смерть дала покой
Рукам, не знавшим перекуров.
И тем для местных балагуров
Он не давал, он был такой.
Теперь земля сошлась над ним.
Сошлась земля, была бы пухом.
Я вас прошу-не верьте слухам,
Давайте память сохраним.

Скорбить по мне не нужно,
не надо отпевать
Я жив и чарку дружбы
я буду смаковать.
По старенькой тетради
скрипит мое перо.
Пишу не денег ради,
подумаешь, добро —
Налетом вдохновенья
окрашено лицо.
Замедлю на мгновенье
фортуны колесо.
Наполню оживленьем
печальные глаза.
Добавлю откровенья
и ласки в голоса.
Чтоб не было печали,
чтоб тучи разошлись,
Чтоб люди улыбались.
Иначе что за жизнь.

Что с тобой, Россия,
что с тобой, родная?
Тучи в небе синем
солнце догоняют.
Чем смешливей солнце,
тем мрачнее тучи.
Ночь еще бессонней,
страх еще едучей.
Теребят добычу
по законам прерий
Растоптав обычай,
позабыв о вере.
Вере в человека
с ясными мечтами
Темноту со светом
поменяв местами.
Раздают награды
за орлиным клювом
Отголоску правды
не пробиться к людям.

Осталось времени чуть чуть.
Уже краснеет лист у клена.
Тревожно каркают вороны
И речка вздыбилась от чувств.
Столпились в небе облака,
Мешая солнечному свету.
Одни унылые приметы
Листаю дряблою рукой.
Мои поблекшие глаза
Сверлит голодный взгляд собаки
Взывает гонг к последней драке
Я слышу чьи-то голоса…

Сорвался лист календаря —
Судьбы российской лист.
Погасла алая заря,
Но звезды не зажглись.
Вонзились руки темноты
В слабеющую плоть.
Меня спасти не сможешь ты,
Не сможешь мне помочь.
Тоска безжалостно гнетет,
Ссылаясь на добро.
Глотнуть надежды не дает
Рычащее зверье.
Туман забвенья, развалясь,
Прикрыл входную дверь.
Одной ногой ступаю в грязь,
Другой — не чую твердь.
Не зрю ни неба, ни земли —
Сплошная темнота.
Сшибает с ног команда «Пли» —
Жестокость без креста.
Мне б вынуть сердце из груди,
Зажечь свою звезду,
Но тьма шипит в лицо: «Иди».
Я каюсь и иду.

ЖИВОЙ ТРУП

Мама!
Я скоро приду к тебе, мама.
Я скоро угкнусь в твою твердую грудь.
Меня но корысть и не жадность сломали:
Чужда мне дорога к чужому добру.
Мне холод вошел в опустевшую душу,
Я сжался в комок, словно нечем дышать.
Я больше похож на боксерскую грушу.
От кары уйдешь, от себя не сбежать.
Я землю сверлю затухающим взглядом,
Свело безразличьем бледнеющий лик.
Мне день белоснежный сегодня не в радость
Тогда отчего ж я цепляюсь за миг.
Тогда отчего ж я волнуюсь как прежде,
Заслышав наивный родной голосок.
Полинкино счастье — мой лучик надежды,
Ее воркованье — мой жизненный сок.
Но силы уходят, но силы уходят
И нет больше мочи мне их удержать.
Костлявая в черном в ночи хороводит.
Прости меня старость, мне некогда ждать.

Кричит моя душа,
но уши не заткнешь
И душу не заставишь замолчать.
Пронизывает боль,
от боли невтерпеж.
И днем она грызет, и по ночам.
Я права не даю
искусанным губам
Шептать про сатанеющую боль.
А сердце не спешит,
как будто по слогам
Оно распоряжается судьбой.

ЖИТЕЙСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ

Ворона, русская ворона
долбает корку апельсина
с заокеанского стола.
И ей, сердешной, не до сыра,
она патлата и бела.
Печали нет, она довольна,
она на свалке президентом
за митинговые дела.
Трепались, будто бы агентом
у рыжих лис она была.
А там, где лисы, там достаток.
Пустили их теперь в курятник
на ложе пуха и пера.
Мешает бизнесу стервятник,
но он медведю вроде брат.
Ну а с медведем шутки плохи.
Его берлога — символ жути,
хотя украшена законом.
Закон — то есть, да он из джунглей,
а в джунглях с правом не знакомы
Так по кривой идут дела
И все с улыбкой, не со зла.
Сыта ворона, но бела.
Хитрее лис видать стервятник,
По справке он же медвежатник.
Медведь кивает на закон,
В котором разум погребен.
И звуки робкого роптанья
Нещадно глушит гоготанье.
Спешите жить, качайте мышцы,
А нету мышц, ступайте в лисы,
Свою судьбу не провороньте
Или сидите тише мыши,
Иначе есть дела на фронте.

Путниковой Ольге Николаевне посвящается.

0 чем задумалась, старушка,
О чем, родимая, грустишь?
Молясь на ветхую церквушку,
О чем беззвучно голосишь?
Какая жизнь согнула спину
И много ль счастья знала ты?
Хранят глубокие морщины
Следы увядшей красоты.
Омыт слезой налет печали,
Щедры года на седину.
Но все ли струны отзвучали?
Найди еще одну струну.
Открой немеющую душу,
Наполни счастьем тусклый взгляд.
Твою судьбу с волненьем слушать
Готов я много дней подряд.
Начать непросто, но попробуй
Страницы жизни пролистать.
Оставь в покое крышку гроба,
Не нужно больше смерти ждать.

ПОХОД ЗА МУДРОСТЬЮ

Устав от городского бытия,
Я плелся по проселочной дороге.
Дорога, словно мертвая петля,
Опутывала стынущие ноги.
На небе кучковались облака,
Мрачнея от величия и силы,
Взирая на дорогу свысока,
Как смотрят на приезжих старожилы.
С востока налетевший ветерок
Заигрывал с верхушками деревьев.
С надеждой я молился на восток,
Пока не дотащился до деревни.
Глядели изумленно семь домов
На пришлого оконными щелями
И вился лишь единственный дымок
Над домом с обновленными сенями
Я робко постучался и вошел,
И сморщился от старческого взгляда
Он сердце за мгновение прожег
Премудрым и целительным зарядом.
Живые, но уставшие глаза
Седого остывающего старца.
Очнулся я и сел под образа,
Обласканный шершавыми перстами.
За печкою хозяйничал сверчок,
У печки — лопоухая собака.
«Приветствую»- сказал мне старичок:
«Куда бредешь без цели, бедолага».
«Иду туда, куда глаза глядят,
А если честно, то ищу покоя» —
Ответил я, потупив робкий взгляд,
Нащупав крест немеющей рукою.
«Найти покой сегодня мудрено,
Да и покой ли будет утешеньем.
Ступай домой, влюбляйся, пей вино,
Забудь о том, что жизнь не совершенна.
Я распрощался с дедом и ушел,
Отбил поклон страдающей деревне.
В лесной глуши покоя не нашел,
Но взял немножко мудрости на время.

Я отцовской любви не допил,
Затерялась любовь на погосте.
Я напрасно зову ее в гости
Под мерцаньем небесных светил.
Материнской любви не допил.
Доканала декабрьская стужа.
Оттого ли мой разум застужен,
Что слезами его окропил.
Я земную любовь не допил,
Испугал ее наглым наскоком
И скребет она в сердце осколком,
Охлаждая мой старческий пыл.

Моим стихам не время и не место
В театре под названием «абсурд».
Изнеженной капризною невестой
Моих стихов не принял Петербург.
Он молча отвернулся от поэта,
Дыхнув в лицо табачной желтизны.
Печаль мою оставил без ответа,
Довольствуясь эрзацем крутизны.
Не слышит он российские напевы,
Не чувствует он волжский говорок.
Не может быть поэзии неспелой,
Стихи Не баловство и не порок.
Все так, я не Рубцов и не Есенин
И их не собираюсь поучать.
Простите, господа, что я не гений,
Но сердцу не прикажешь замолчать.

СТОИТ ЛИ ЖИТЬ. . . ?

Стоит ли жить в этом мире развратном,
алчном и злом?
Стоит ли жить, когда отнята радость
вместе с добром?
Стоит ли жить под накидкою страха
в слезном дожде?
Стоит ли жить в ожидании краха
светлых надежд?

Старый ворон сидит
на стреле обгоревшего дуба.
То ли боль, то ли мука
побитое тело грызет.
Под накидкой из пепла
затихли победные трубы,
Тень животного страха
по черной равнине ползет.
На коварную птицу
взирают пустые глазницы,
А, точней, не взирают,
а мечут безглазый укор.
Помутненное небо
приходится мертным гробницей.
А журчащий источник
несет поминальную скорбь.
Только ворон воспрял,
опьянев от гнилой мертвичины
И воинственный хрип
расколол обнаженную тишь.
Кто — то выпустил мат,
а другой хохотнул без причины.
Неужели земля,
ты такое кощунство простишь.
Неужели простишь
кузнецов материнского горя
И придворных поэтов,
воспевших вселенский бардак?
Ну, а если простишь
ты творцов человеческой скорби
Я уйду в небеса,
в переполненный звездный барак.

Хмурый май

Май пришел какой-тохмурый, не весенний,
Ветром выстудил апрельское тепло.
Солнце скрылось,знать ему не до веселья.
Все дороги по округе развезло.
Поутихло в поле птичье щебетанье,
Осыпается с берез вороний гвалт.
То ли хохот, то ли злые причитанья.
Стынут лужи, будто кто заколдовал.
Майский цвет, но даже почки не раскрылись,
Чуть проклюнула зеленая трава.
Звуки брачные в прохладе растворились.
Рощу белую пускают на дрова.

Ты прости меня, сын

Ты прости меня, сын,
Что любовь я оставил для внука,
Мне счастливых минут
Для тебя не нашлось между дел.
Не хватило росы
И ромашек зеленого луга.
Никого не виню,
Видно сам слишком плохо хотел.
Ты прости меня, сын
Что кусались небритые щеки,
Что не видел вопроса
В твоих изумленных глазах,
Что глядел на часы
Как на жизнь пожирающий счетчик
И прозрел, когда проседь
Блеснула в моих волосах.
ТЫ ПРОСТИ МЕНЯ, СЫН …….

ПРИБЛИЖЕНИЕ СТАРОСТИ

Ушедших лет не жаль мне,
Но было что жалеть
И голос поминальный
не даст мне умереть.
Грустинку навевает
Мне розовый закат
И сердце понывает
Сильнее во сто крат.
Безмолвные картинки
Приводят в отчий дом.
Встречают по-старинке,
Но верится с трудом.
Сажусь на подоконник,
Смотрю на старый двор, —
Мальчишка незнакомый.
Да выцветший забор.
Потрескалась скамейка
Без бабьего тепла.
Порой без пересменки
Дискуссия текла.
Прокручивал пластинки
Скрипучий патефон.
Сходились по тропинкам
К нему со всех сторон.
От танго до кадрили.
Под вальс и под чарльстон
Влюбленные ходили,
Не сдерживая стон.
Счастливые улыбки,
Прощальные слова,
Наивные ошибки,
Коварная молва.
Ушедших лет не жаль мне,
Предписано стареть.
Но голос поминальный
Не даст мне умереть.

Быть ли мне забытым в этом мире
Или я впишусь в людскую память.
Редко я подсаживался к лире,
Струны рвал безжалостно зубами.
Тлел от беспричинного томленья,
Бился в безудержном ликованье,
Нехотя писал о возрожденье
Вялыми, шаблонными словами.
Грелся у затухшей головешки
Старой разлохмаченной морали,
Слышался мне голос человечий
Там, где злые вороны кричали.
Занятый дешевой суетою,
С ложью не единожды встречался.
Правду не отстаивал, а только
Тихо и беззлобно возмущался.
Сверстники, простите за беспутство,
Дети — за недоданную радость,
Предки — за минуты словоблудства,
Внуки — за уход мой безвозвратный.

Я И ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС

Среди людей я хаживал когда-то.
(Среди существ, похожих на людей).
Сквозь суету просматривались даты.
(Не для тебя, то праздники вождей).
Но я же пел и искренне смеялся.
(Смеялся да, но больше над собой).
Я для людей творил, не сомневался.
(Такая жизнь начертана судьбой).
Имел врагов, но знался и с друзьями.
(Враги остались, много ли друзей?).
Но русский дух с невинными глазами.
(А как же те, кто быстро обрусел).
Я нес добро, не мысля о корысти.
(Корысть отмел, но был свой интерес).
А как же жить без выстраданных истин?
(Познанье истин вовсе не прогресс).
Мне не привыкнуть к роли лицедея.
(Оставь сомненья, я твой лицедей).
Поймешь ли ты, страдаю за людей я.
(Лишен страданий конченный злодей).
Но почему ж так много нынче горя?
(То неизбежно в эру перемен).
А был ли смысл страну рубить под корен
(А был ли нужен долгий перманент?).
Я за реформы, но с ничтожной болью.
(Народ молчит, какая ж это боль)
Его знобит от кажущейся воли.
(Коль хочешь воли, выстрадать изволь).
Какая воля, если правят деньги.
(Любая власть жиреет на деньгах).
Но эта власть давно уж стала тенью.
(Да, это тень, но в чьих она руках?).
Она в руках, но только не народных.
(Тут ты не прав, свободный выбор был)
Да очернила пресса неугодных.
(Добро не помнят, злое не забыть).
Не жди просвета, если помнишь злое.
(Дорога к миру вымощена злом).
Не вся земля присыпана золою.
(Но и не все идет сейчас на слом).
Мне б жить, да жить, но я устал от жизни
(Ты растерялся, встретив беспредел).
Не за себя обидно, за Отчизну.
(Крепись поэт, таков уж твой удел).

Засыпаны мечты
растоптанных судеб
Осколками несбывшихся надежд.
И некогда решать
на праведном суде.
Сподручнее по кодексу невежд.
Мне легче умереть
чем видеть беспредел.
Под спудом триколоров и границ.
Советский человек
остался не у дел,
История — без нескольких страниц.
Я вовсе не хочу
возврата к Октябрю,
К бесправным, приукрашенным годам.
С сыновьей простотой
Россию я люблю,
Люблю и на закланье не отдам.

ОТРОЧЕСТВО

Ты, отрочество — славная пора.
Повсюду непосредственностью веет,
И в голове сплошная кутерьма,
И прошлое ни капли не довлеет.
Тогда в нас сто чертей могли ужиться,
И пораженья выпало испить.
Легко могли сегодня разлюбиться,
А завтра вновь не глядя полюбить.
Или с дружком нещадно раздружиться,
А через час, забывшись, вместе быть.
Куском коврижки щедро поделиться,
Кусочек хлеба с солью утаить.

ШКОЛЬНАЯ ПОРА

Струится радостное утро,
Горит зеленым светофор,
И ветер шепчется попутный,
Трубит горнист сентябрьский сбор.
Умчались летние забавы,
Раскрылся школьный календарь,
И пожелтевшие дубравы
Приносят шелест детям в дар.
Мелькают бантики и ранцы,
Украсив уличный поток
И светлый класс, раздав авансы,
Пускают детство на порог.

ДЕТСКАЯ ОТВАГА

Я ступил на край оврага.
Сердце — в пятки, стынет кровь.
Босоногая ватага
за поленницею дров.
А в овраге привиденья
Забавляются травой.
Веселятся чьи-то тени,
раздается чей-то вой.
Я стою и не решаюсь
Сделать в пропасть первый шаг
И, в сознанье, горько каюсь,
что не поднял белый флаг.
Но услышал: “Он не сможет”.
Отступать никак нельзя.
На меня с надеждой смотрят
любопытные глаза.
Пересилив чувство страха,
Сам себе сказал: “Смогу”.
И шагнул ко дну оврага,
как разведчик в стан к врагу.

Смотрит небо ясным взором,
Рвется змей из детских рук.
Наши возгласы восторга
Тормошат зеленый луг.
Змей плывет в небесном море,
Тонет в солнечных лучах.
Наше детство с ветром спорит
И взрослеет в тот же час.

КОРМУШКА

Гулял я в парке по утру
и песню напевал.
Вдруг у разлапистой сосны
кормушку увидал.
Синички, клювами стуча,
мечтали о весне
И подпускали ребятню
к разлапистой сосне.
И удивлялись малыши
подобным чудесам,
И благодарность малышей
читалась по глазам.
Какой же добрый человек
кормушку смастерил
И аппетита пожелал,
и птичек накормил.
Кому-то слезы иссушил,
кого-то подбодрил,
А с кем-то лучик доброты
по-братски разделил.

БЕСЕДА

Хороводит солнце незаметно,
Уступая сумеркам пахучим.
На садовой маленькой скамейке
Рассуждают дедушка и внучек.
А откуда солнышко приходит?
А откуда месяц приплывает?
Кто на небе радуги выводит?
И куда нас ветер зазывает?
И глазенки смотрят с любопытством.
От вопросов деду не отбиться.
Он смеется: “Это ли не пытка”,-
И на ласки внуку не скупится.
И березка низко наклонилась —
Интересны дедовы ответы.
И пчела на клумбе притаилась,
И травинки лезут за советом.
Бесконечно литься бы беседе,
Но луна к постели отсылает.
И бежит вприпрыжку непоседа,
И под сказки деда засыпает.

ВРЕМЕНА ГОДА

Живут в ладу четыре живописца,
Деля на всех один обширный холст,
И у мольберта, подчиняясь списку,
Поочередно занимают пост.
Тугой косой рисует вдохновенно
Истоки жизни юная весна.
Журчат ручьи по вскрытым вешним венам,
И журавли курлычат с полотна.
Стоят деревья в брачном одеянье,
Вплетают корни в локоны травы.
Во всей природе робкое желанье
Манит заветной гаванью любви.
Под пенье птиц уводят незаметно
В просгоры лета радуги-мосты.
Смывает ночь волною предрассветной,
И дарит утро яркие цветы.
Вокруг места, знакомые до боли,
Волнует запах скошенной травы.
Зеленый лес обнял ржаное поле,
А рядом лен небесной синевы.
Таят деревья кольца годовые,
Но разве скроешь осени следы.
И раздают земные кладовые
Людским трудом взращенные плоды.
Осенний дождь смывает краски лета,
Его сменяет тихий листопад.
И кто-то вновь уходит от ответа,
А кто-то счастье ищет наугад.
На небе солнце радует нечасто,
И росяница утром холодна,
И первый снег грунтует в одночасье
Цветной простор земного полотна.
Припал мороз холодными губами
К свинцовой глади сельского пруда.
Сверкает детство новыми коньками,
И звонкий смех несется в никуда.
И ветер прав, весна не за горами,
Опять придет владыка вешних вод,
Опять земля расщедрится дарами.
Но это будет в следующий год.

ВЕСНА ИДЕТ

Весна спешит унять метели,
Раскутать пашню норовит.
Уже подснежники поспели,
И солнце просится в зенит.
Все ярче зелень у проталин,
Все громче музыка ручья.
И льдины речка попыталась
Стряхнуть с широкого плеча.
Весенний воздух чист и зыбок,
Заря отходит ото сна.
Под яркой радугой улыбок
Нам женский день несет весна.

ВЕСНА

Разрумянился рассвет,
я ему не нужен.
В попыхах брюзжит сосед,
светом оконфужен.
Солнцу весело и так,
я ему не нужен.
Заревел медведь-чудак,
щебетом разбужен.
Мимо ветер пролетел,
я ему не нужен.
Заяц робкий посерел
после зимней стужи.
Майский гром зарокотал,
я ему не нужен.
Ручеек захлопотал
у капризной лужи.
Вышла девица красна
в разноцветье кружев.
Для меня поет весна:
“Нужен, нужен, нужен”.

ВЕСЕННИЕ ХЛОПОТЫ

Март вошел с оглядкой в сени,
Легким ветром обласкал,
Солнцем создал образ тени,
Принял вызов снежных скал.
Пригорюнились сугробы,
Подтянули животы,
И, забыв про все хворобы,
Спины выгнули коты.
Встрепенулось все живое,
Закружилось под капель
И стремительной рекою
К нам пожаловал апрель.
Звуки вырвались на волю,
Не пытайся заглушить.
Столько гнезд в умытом поле,
Просто некуда ступить.
Суета и гомон сева
По округе разлились.
То весенние напевы,
То оттаявшая жизнь.

БАБЬЕ ЛЕТО

Небосвод по-весеннему светел,
Каждый кустик багрянцем отлит,
Нежно землю обнял теплый ветер,
И сентябрь перестал слезы лить.
Бабье лето, румяное лето —
Трудовая законченность строк.
Звук гитары вибрирует где-то,
Звонкий смех и задумчивый вздох.
Бабье лето, игривое лето —
Миг желаний, открытость души,
Кладовая любовных секретов,
Ты постой, уходить не спеши.

ОСЕНЬ

Кормилица-осень с обидой накрыла
Родные просторы дождливым крылом,
Про женскую долю как будто забыла,
Не хочет за труд поклониться челом.
С уставшей земли дождевые потоки
Смывают законченной жатвы следы.
Без солнечных глаз у студеной протоки
Поникли во мгле полевые цветы.
И северный ветер под тучи ворвался,
Решил разгуляться всерьез перед сном.
И желтый листочек с березы сорвался
От бабьего лета последним письмом.

НЕПОГОДА

Через сито просеяны капли.
Атакует прохладная морось.
Заблестели угрюмые скалы,
Обезумели волны на море.
Морось лезет в озябшую душу,
Нетерпеньем ее заливает.
Расхрабрился озноб не от стужи,
А от шума девятого вала.
За окном только серые краски,
Даже люди — унылая серость.
То ли лица, то ль скорбные маски
В ожиданьи томятся без дела.
Непогода вмешалась в их отдых,
Наградила плохим настроеньем,
Замочила дождем беззаботность,
Захлестнула волной вдохновенье.

МЕЧТА

Летний полдень. У аэродрома
Смотрит в высь вихрастый паренек,
И летит мечта его над домом,
Но об этом маме невдомек.
А мальчишка с воздухом вдыхает
Запах трав у взлетной полосы.
При посадках сердце замирает,
А при взлетах выскочить грозит.
И волна восторженного взора
Обнимает каждый самолет.
Набирает заданную скорость
Покоритель будущих высот.

НАШ ДВОР

Наш двор светился детскою улыбкой,
Стремился в небо стаей голубей
И упрекал за глупые ошибки,
И восхищался смелостью идей.
Нас провожал с надеждой на рыбалку
И за улов плохой не осуждал,
А, отпустив на летнюю купальню,
С волненьем возвращенье наше ждал.
Двор был во всем наш преданный болельщик,
Наставник наш и закадычный друг.
Он — бескорыстный тайный наш жалельщик,
Умевший врачевать любой недуг.
И вот теперь с душевным содроганьем
Я вспоминаю светлую зарю,
С невольной грустью, с искренним желаньем
За отрочество двор благодарю.

РЕКА ДЕТСТВА

Волга, милая детству река.
Наши радости, наши печали
Мы несли на твои берега,
И они в нас надежду вселяли.
Нам доверчиво пела волна,
Нас ругали крикливые чайки.
Мы ныряли с откоса до дна
И купались веселою стайкой.
Мы за весла садились тайком
И пытались догнать пароходы,
Наблюдали зарю вечерком,
На рыбалке встречали восходы.
И у каждого зрела мечта,
И вела она в жаркие страны.
Как ни жалко родные места,
Но заманчива роль капитана.
Поднимая свои паруса,
Мы мусолили трубку в затяжку
И кричала морская душа
Под крылом капитанской фуражки,

ПОСЛЕ ШКОЛЫ

Доверял после школы
нам родительский дом.
Мы под стон радиолы
целовались тайком.
Провожали подружек,
подбородки задрав.
Осуждали старушки
наш решительный нрав.
Без мещанской мороки
мы умели дружить.
Нам хотелось до срока
тронуть взрослую жизнь.
А когда разлетелись
из родного гнезда,
Как-то вдруг повзрослели
не на дни, на года.
И остались на парте
крепкий дружбы зарок
Да российская карта —
атлас наших дорог.

РОДИМЫЙ ДВОР

Средь домов ярославских
затерялся мой двор.
Там окутанный лаской,
я поверил в родство.
Там впервые влюбился
в еще детскую грудь.
В первый раз зазнобила
там ревнивая грусть.
И оттуда с надеждой
я ушел за мечтой
В голубое безбрежье,
жизнь связав с высотой.
И с заоблачных далей
я высматривал двор,
Где мы сильными стали,
где взрослели на спор.
Я  ловил своим сердцем
позывные двора
И не думал о смерти,
помня силу добра.

НОЯБРЬ

Еще ноябрь стоит в наряде,
С деревьев сброшена листва,
И не плывут по водной глади
Крикливых чаек острова.
Гуляют юные метели,
Земля умылась белизной.
Лихие свадьбы отшумели
Осенней прибыльной казной.
И Дед Мороз берет на пробу.
И остается меньше дням,
И благодарная природа
Готовит место зимним снам.

Первый снег ослепительно чист.
Засыпает укрытое поле.
Над деревнею дым-трубочист,
Вырываясь, резвится на воле.
Вдоль домов деревенская тишь
Улеглась до весенних страданий.
Утомившийся ветер затих
И не лижет узорные ставни.
Обнаженные грозди рябин
Соблазняют гранатовым цветом.
Мне не мило безснежье чужбин.
Я любуюсь морозным рассветом.

ЗИМА

Уже речное сковано теченье,
Уже зима в свой полог приглашает.
Земля-трудяга с чувством облегченья
Под покрывалом снежным засыпает.
Ей снится небо с радугой на туче,
Ей снятся шорохи листвы зеленой,
И слышен жизни родничок певучий,
И день встречает хаткой побеленной.
Отголосилась щедрая природа,
Взяв под свою охрану сновиденья,
И украшает жизненные своды
Штрихом бессмертья мудрости знаменье.
Трещат деревья на морозе.
Укрылась ель под белой шалью,
А бледнолицая береза
Стучится в домик обветшалый.
Две Богом брошенные жертвы,
Они растут для разных целей:
Березе — огненное жерло,
Для ели — роскошь и веселье.

МОРОЗ

Мороз бессовестно куражится,
Шутя хватая все живое.
Он заморозить не откажется
Людей со слабой силой воли.
Он залепил глаза троллейбусам
И побелил усы трамваям.
И стал прогноз подобен ребусу —
Его внимательно читаем.
Деревья съежились под инеем,
Земля молчит под плотным снегом.
Закрыла дымка небо синее,
И заскучали по весне мы.

МЕТЕЛЬ

Новый год метелицу накликал,
Распустил январские морозы,
И поблекли солнечные блики
На щеках простуженной березы.
У домов нахохлились сугробы,
Занесло дворовые тропинки.
Снегири посматривают в оба,
Заслоняя голую рябину.
На горе рождественская елка
Огоньками нынче не мигает.
Притаился северный поселок,
Детвора за шторами скучает.

СНЕГ

Слава богу, снег вернулся,
Рождество решил украсить.
Лучик солнца улыбнулся,
Озаряя светлый праздник.
Отозвалось милосердье
На рождественские звоны,
И раскрылось чье-то сердце
Под величественным сводом.

ВЕСЕННИЕ ЗВОНЫ

Был смыт дождем последний снег
С полей простуженной России.
Под птичье пенье о весне
Трава пила земную силу.
Еще носили козырьки
Зимы хрустальные улики.
На льдинках радостной реки
Играли солнечные блики.
И колокольный перезвон
Летал над белыми церквами.
Забрался ветер на амвон
И любовался образами.

Наплывает стремительно день,
Заливая лучами дома.
У дороги ленивая тень
Развалилась, слегка задремав.
К ней прижался прохладной щекой
Залетевший в село ветерок.
И закончился зимний покой,
И оттаял вчерашний ледок.
Очень больно смотреть на весну,
Что забрызгана грязью дорог.
Как смогли сохранить белизну
Пять березок, стоящих в рядок.
В них заложена нежная грусть,
В них приветливый запах полей.
В них моя горделивая Русь
С хлебом-солью на скромном столе.

ВОЛЖСКИЕ ПРОСТОРЫ

Я у реки наедине
мечтаю о большом улове,
И щедро солнце светит мне,
и нет нужды в заумном слове.
И пенье птиц как добрый знак —
мотив мелодии не сложный.
И одинокая сосна
на красну девицу похожа.
И беспокойная волна
меня сегодня не тревожит.
И песня русская сполна
счастливый день мой подытожит.
Ее подхватят небеса,
родные волжские просторы,
В которых певчие леса,
свободно дышится в которых.

ВОЛГА И НЕВА

Мне Волга — мать, Нева — моя сестрица,
Свою любовь меж ними я делю.
Над Волгой видел первую зарницу,
А за приют Неву благодарю.
Меня будили волжские напевы,
Я слышал в них некрасовскую грусть.
К воде спускались скользкие ступеньки
Вдыхал я ветер, расправляя грудь.
Я Волгу-мать оставил по приказу,
Прощальным взглядом ранил в суете,
В дому оставил ворох детских сказок
Да тяжкий вздох несмазанных петель.
Меня сманило небо Ленинграда.
Меня взбодрила невская вода.
И первый взлет как первую награду
Храню я в сердце долгие года.

РОДНОЕ ПОЛЕ

Родное поле тихо ждет покоса,
В траве высокой можно заблудиться.
Я так люблю нырять в него с откоса,
Прижаться грудью, доброты напиться.
В свободный час иду к родному полю,
Делюсь с ним счастьем, доверяю тайны.
Оно покоем мне снимает боли
И, не спеша, историю листает.
Здесь стебелек любой готов укутать,
Но перед злом он станет острой пикой.
Врагу вовеки поле не опутать,
Оно — частица Родины великой.

РЕКА ВЕЛИКАЯ

На русской земле, у резного крылечка,
Укрытого тенью соборной главы,
Течет по равнине не малая речка —
Поменее Волги, поболе Псковы.
Ее охраняют ревнивые стражи,
Надвинув шеломы своих куполов.
Речной окоем городами украшен
И самой красивой жемчужиной — Псков.
Река величаво несет свои воды,
Степенно вливаясь в озерную гладь.
Она и в былые, тревожные годы
Величье с народом умножить смогла.
Ее ни минули ливонские орды,
Коварный Баторий, фашистская мразь.
Имелась бы грудь, исторический орден
Реке за отвагу вручили б не раз.
Ее неспроста называют Великой,
Не многим такие названья даны.
Ее берега на века заселили
Великие люди великой страны.

ДОРОГА К ДОМУ

Я твоих не слышу обещаний,
Мне считать мгновения невмочь.
А вокзал, заученно прощаясь,
Бросил поезд в затяжную ночь.
Мой сосед храпит на нижней полке,
Лишь меня минует сонный плен.
За окном заснеженное поле.
Поскорей бы начинался день.
Но стучат замедленно колеса,
Впереди опять большой разъезд.
Темноту скребет многоголосье,
На стоянку времени в обрез.
Я спешу и поезд подгоняю,
Он клянется мне своим гудком.
Перестук сознанье заполняет:
“Скоро дом, любимый отчий дом”.
И забилось сердце учащенно,
Тихо к горлу подкатил комок.
А сосед спросил меня спросонья:
“Неужель приехали, сынок?”

МОЙ ЯРОСЛАВЛЬ

Березы русской белый цвет
Вобрал в себя мой древний город.
Тебя не портит призма лет,
Ты по-особенному молод.
Величье стен монастыря,
Ильи Пророка невесомость,
Цветущих лип волшебный ряд
И зданий новая фасонность.
Хранят столетья купола,
Чуть-чуть похожие на шлемы.
А люди, видно по делам,
Торопят нынешнее время.
И ты растешь, как богатырь,
Обняв церквушки осторожно.
Я так люблю тебя, ведь ты —
Полпред Руси, мой друг надежный.

НА РОДИНЕ ПРЕДКОВ

Горсть костромской земли
прожгла огнем стыда.
Из временной дали
я выбрался сюда.
Сойдя из-за кулис
хмельного бытия,
Не зрил знакомых лиц
у дома предков я.
Кладбищенская тишь
ударила поддых.
Прости, земля, прости
шального сына ты.
Прости, что не сумел
понять твою тоску,
Прости, что не успел
к родному очагу.

КОСТРОМА

Я в Костроме приблизился к Руси.
Согнули спины старые дома,
И бородой Сусанин парусит,
Глядит на мир с высокого холма”
Под ним шумят торговые ряды
Какой-то злой, не русской суетой.
И нет уж той, былой “сковороды”.
Что каланчу пустила на постой.
Волнует ветер волжский косогор
И треплет гривы редких куполов.
Но все же жив Ипатьевский собор,
И слышен гул его колоколов.

ЗАБЫТЫЙ КРАЙ

Край мой. заросший осотом,
Сад, в глубине одичавший.
Немы былые красоты,
Скуден амбар обнищавший.
Жмется деревня к погосту,
Воет голодными псами.
Сломанный плуг под откосом,
В зиму не просятся сани.
Темные тучи в полнеба,
Мокнет багряная осень.
Ветер помчался за снегом
И позабыл о покосе.

РОССИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ

Не дымит российская деревня,
Вороных коней не выпускает.
За стеной заснеженных деревьев
Та деревня тихо умирает.
Не скрипят замерзшие колодцы,
Петухов не слышно на подворьях.
Покосились баньки, как уродцы,
И кружит над ними черный ворон.
На горе унылая церквушка
По крещенским праздникам вздыхает,
И от вздохов в сгорбленных избушках
Огоньки в лампадках затухают.
Не звенит дорожный колокольчик —
Притаилось белое безмолвье.
На погосте ветер непокорный
Своего словечка не замолвит.

РОДНЫЕ МЕСТА

Расстаюсь на года,
но хватает меня ненадолго.
Я бросаю дела и бегу на вокзал,
И с волненьем ловлю
я родное дыхание Волги,
И дрожит на ресницах скупая слеза.
Здесь на волжской земле
мне знакома любая тропинка.
Наши тайны беседка хранит до сих пор.
В ней о школьных делах
мы могли говорить без запинки,
О любви не решались сказать и на спор.
Здесь у старых берез
свежий воздух мне кажется сладким,
Только саван-асфальт укрывает траву.
Но ему не под силу
с моим настроением сладить.,
Босоногое детство я с надеждой зову.
Возвращаясь сюда,
я касаюсь прочитанной темы
И стремлюсь память детства испить до конца
Я люблю этот двор,
эти старые, добрые стены
И кудряшки берез у родного крыльца.

Я спешу побродить по российским полям,
Окунуться спешу я в озерную синь.
И встречает укором родная земля,
И уводит в просторы притихшей Руси.
Ты жива, моя Русь, моя добрая мать,
Дай утру с бледных щек ручейки твоих слез.
Ты не сможешь разгладить морщинки сама
И красивей не станешь от выспренных слов.
Тебя могут спасти шум шоссейных дорог
И певучая нежность людских голосов.
Только зло и корысть не пускай на порог,
Только дверь перед ленью закрой на засов.

Я вырвался из плена серых зданий,
Из грохота, к которому привык.
Обнял меня на тихом полустанке
Пьянящий запах скошенной травы.
Ныряет чуть приметная тропинка
В ромашковые сочные луга.
Манит меня российская глубинка,
Зовет меня остаться навсегда.

Я выплесну душу на волжские плесы,
На русскую землю, объятую сном.
Накину косынку па русые косы
Любой молодайке с крестьянским лицом.
В звенящее утро, порой сенокосной
Настрою литовку по звукам косьбы.
Духмяное сено оставлю на осень,
На снежную зиму, до майской грозы.
Наполню глубинку лирической рифмой,
Украшу деревню узорным венцом.
И все с наслажденьем, и все бея надрыва.
Найти б молодайку с крестьянским лицом.

НОЧЬ

Ленинградская осень и ночи длинны,
Невесомы дома и безмолвны деревья.
Крепко спит город мой под охраной луны,
Даже звезды над крышами, кажется, дремлют.
Разместился покой под крылом темноты
И кружится легко маскарад сновидений.
Этот дивный покой — не покой пустоты,
А ночная кормилица будущих бдений.

ЕЛЬ

Уж так случилось, в неприметном месте
Проклюнул чемлю маленький росток.
Его влекло не злое чувство мести.
Стремился к небу искренний восторг.
Совсем недолгим было ожиданье,
Еще тепло хранила колыбель,
Как расцвела под северным сияньем
Царица леса — сказочная ель.
Ее метель с почтеньем обходила,
Лишь украшала снежным пояском.
Под. ней зверьки знакомства заводили,
Слетались птицы зимним вечерком.
И разнеслась мгновенно по округе
Молва про ель, влекомая добром.
И к ней спешили с песнями о друге,
А зло пришло с кровавым топором.
И с той поры деревья поскучнели,
Как будто мрак свалился на кусты,
Поближе к звездам птицы улетели,
Забрав с собой частицу доброты.

СИЛА ЖИЗНИ

Увидел свет пятнистый олененок,
Чуть-чуть привстал на слабеньких ногах,
Шагнул не смело, будто бы спросонок.
Но зло пришло в болотных сапогах.
Он не успел покоем надышаться
И не испил родительской любви.
Он только смог в сырую землю вжаться
И захлебнуться в собственной крови.
Тепло слезы, скатившейся на землю,
Связало с жизнью маленький родник.
Легла ковром разросшаяся зелень,
Укрыл поляну радужный цветник.
Родник журчал и отступала жажда.
Уставший путник набирался сил.
И, уходя, был благодарен каждый
За тот покой, что в сердце уносил.

ИЗ СКАЗОК ДЕТСТВА

Когда-то в древние века
дремучий лес стоял робея,
Пока туда издалека
не заглянула злая фея.
И зазнобило тут зверей,
и поселились в чаще распри,
И народился Бармалей,
умножив мелочные страсти.
И поползли на белый свет
драконы, лешие и ведьмы.
И страшный Змей во цвете лет
летал к Яге за злым советом.
В болоте ухал Водяной,
перекрывая хор лягушек.
Давился волк своей слюной,
готовый в миг кого-то скушать.
В безумстве нечисть разошлась,
от черной власти сатанея.
Но фея добрая пришла
и добры молодцы за нею.
Закрылась вредная Яга
в своей избе на курьих ножках.
Прошлись два скорых сапога
по тем неведомым дорожкам.
Забил питающий родник
на месте мутного болота.
На нас герои детских книг
глядят доверчиво с обложек.

ОЗЕРО

Притаилось озеро — блюдце голубое,
Прикормило озеро стаю лебедей.
Парусит над озером радуга дугою
И следит, чтоб к озеру ветр не прилетел
Охраняют озеро сосны-великаны,
Расцветает озеро с утренней зарей.
Согревает озеро стопудовый камень.
Присосалось к озеру малое зверье.
Пробралась на озеро вредная колдунья,
Опустила в озеро грязную косу.
Помутилось озеро полночью безлунной,
Прострелила озеро молния в грозу.
Наклонились к озеру чахлые деревья,
Побросали в озеро желтую хвою,
Засорило озеро птичье оперенье.
С той поры над озером птицы не поют.

РОДНИЧОК

Проклюнул землю родничок
и, выпорхнув на свет,
Спешит за солнечным лучом,
но затерялся след.
Взбираться вверх уж нету сил,
теперь скорее вниз,
К полям натруженной Руси,
в таинственный круиз.

ЖИЗНЬ КАК МИГ

Я от любви бежал как от огня.
Не от того огня, который греет,
Не от того, с которым вечереют,
А от того, что иссушил меня.

ЛЕС И ТЫ

Лес, прими меня в объятья,
Я не буду вырываться.
Разве можно опасаться
Нежных шорохов листвы.
Разве можно не услышать
Доброй иволги вещанье.
То — не музыка прощанья,
То — мелодия мечты.
И не надо мне условий
Замурованной теплицы.
Мне бы воздуха напиться
Первозданной чистоты.
И хозяина лесного
Мы бы вместе не страшились.
Я хочу, чтоб подружились
В этом мире лес и ты.

ЖАВОРОНОК

Завис певец над полем шелковистым,
Зовет нас в гости маленький хозяин.
А мы коптим на солнце наши лица
И смотрим в небо жадными глазами.
Артист дарует людям свои трели,
Презрев корысти бурные овации.
И рвется ввысь проснувшаяся зелень,
И машут нам ромашковые грации.
И столько силы в сереньком комочке,
Что вся природа будто замирает.
И не любить уж нету больше мочи,
И навсегда разлука отступает.

Первый легкий поцелуй,
Первый робкий жест.
Будто сотни ярких лун
Ты смогла зажечь.
Мне сказала эта ночь
Много лестных слов.
Я готов тебе помочь
Сохранить любовь.
Я готов твою судьбу
Повязать своей.
Я ценю за ворожбу
Добрый мир ночей.

Умывалась росою заря,
Растворялись уставшие звезды,
Наполнялся мелодией воздух,
Город мерил воскресный наряд.
Одиноко тащился трамвай.
Подвозя грибников до вокзала.
Ты в объятиях мне отказала.
Прошептав, что любовь — трын-трава.
И невинно потупив глаза,
Протянула мне вялую руку
И опять пригласила на муку
В Летний сад, в Летний сад, в Летний сад.
Я налью тебе звону

колокольную чашу,
Разгоню по оврагам
легковесный туман
И открою дорогу
к терпеливому счастью,
И накину оковы
на слащавый обман.
Я утру твои слезы
лепестками ромашки
И вплету в твои косы
тонкий солнечный луч.
Ничего не поделать,
ведь я просто романтик
И обязан любовью
я земному теплу.

СОСТЯЗАНИЕ

Светило солнце. Робким перезвоном
Весна манила землю за собой.
Как два самца, захваченные гоном,
Мы состязались пылко пред тобой.
Я танцевал, он сыпал эпиграммы,
Я брал гитару, он читал стихи,
Я рисовал; он трепетные гаммы
Перебирал с неведомой строки.
Тебя пленила огненная рифма,
И отклонен был мой наивный штрих,
Но я осилил творческие рифы.
Так появился в муках первый стих.
Что ж ты, море, сердишься,
что волною бьешь?
Мне под тучей серою
выплыть не даешь.
Ты не хвастай силою,
не тяни ко дну.
Дай назвать мне милою
девушку одну.
Ту, что видел маленькой
в самый верный срок.
Ту, что я обманывал
и как вор стерег.
А когда уставшего
выбросит волна,
От любимой стану я
пьяным без вина.

НОЧЬ НА ДВОИХ

Луна над городом взошла
И сторожит наш каждый шаг.
Сложнее нету ремесла,
Чем двум влюбленным помешать.
У звезд на небе острый слух,
Но не застанешь нас врасплох.
За поцелуем — поцелуй,
А между ними — нежный вздох.
И лишь под утро соловей
Разбудит алую зарю,
И прозвучит среди ветвей
Для нас чуть слышное люблю.
Тонкой нитью тянется проселок
И деревья, руки протянув,
Норовят завлечь меня под полог,
Нашей встречи время оттянуть.
По пятам зверьем крадется эхо,
Ночь легла повязкой на глаза.
В тишине, как будто для потехи,
Носит ветер чьи-то голоса.
Мудрый филин ухает устало —
То ль смеется, то ли слезы льет.
Лунный свет, тревожный поначалу,
За собой настойчиво ведет.
Новый день, не торопись проснуться,
Не гаси до срока лунный свет,
Дай в ночи до милой дотянуться
И услышать ласковый ответ.

ЛЮБОВЬ

Что ж ты плачешь, девчонка бедовая?
Не тебе ли бильярдный король
Сочиняет мелодию новую,
Отложив до утра “карамболь”.
И гитара — бессменная спутница
Под рукою надрывно поет.
На душе ком осенней распутицы,
И тоска по сосудам снует.
Но взорвался аккорд, раззадорился,
Растянулись в улыбке уста
И любовь — я свидетель истории —
Оказалась как совесть чиста.
Седая тень служебных дней.
Я гнал их прочь, те дни разлуки,
И пересилил молча муки,
Спасаясь мыслями о ней.
Теперь так близко милый дом,
И скрылась дальняя дорога.
Я замираю у порога,
Завороженный чудным сном.
А за окошком яркий свет
И звуки музыки шальные.
К моим мольбам они глухие,
Меня не ждут здесь больше, нет.

Вокруг знакомые дома
В сиянье окон.
Накрыла день ночная тьма,
Стремилась лютая зима
Подъезды брать наскоком.
Но я сознанье согревал
И ждал ответа,
Вовсю куражилась молва,
А ваши нежные слова
Гасил колючий ветер.

Ах, солнце!
Что ты делаешь с глазами?
Они по-детски радуются свету,
Не оставляют чувства без ответа,
Пренебрегают пьяными слезами
И не таят судьбу за образами.
Ах, солнце!
Что ты делаешь с душою?
Она открылась людям бескорыстно,
Она не терпит залежалых истин.
Уж если счастье, то оно большое,
Чужое горе — вовсе не чужое.
Ах, солнце!
Что ты делаешь со мною?
Умчаться ввысь готов я за лучами
И тронуть небо чистыми руками.
И рад за то, что вместе со страною
Я притяженье чувствую земное.

РАДОСТЬ

Друзья-товарищи, вы с детства моя радость.
И небо голубое — это радость.
И дождь весенний это тоже радость.
И гомон птичий — радость, радость, радость.
Но говорю сегодня вновь и вновь:
Одно из чувств я пронесу до смерти
И в нем сознаюсь, только вы поверьте —
Нет большей радости, чем первая любовь.

Мне не нужно большого тепла,
Лишь бы выпорхнул солнечный зайчик,
И тогда через призму стекла
Вдруг заглянет ко мне миг удачи.
Он придет вместе с шумом друзей,
Потревожит больничную скуку,
И меня закружит карусель,
И невольно расслабятся скулы.
Я услышу вопрос: “Как дела?”
И, конечно, отвечу: “Прекрасно”,
Жаль, что липа уже отцвела.
Жаль, что блекнут зеленые краски,
Мне не нужно большого тепла.

Небо давит свинцовыми тучами,
Дребезжит телефон в темноте.
Сам себя одиночеством мучаю,
Рассудив, что беда в суете.
А беда, скрыв под маской обличие,
Нанесла свой удар со спины
И осталось со мной только личное
У разбитой кирпичной стены.
Я не видел корысть за радушием,
За улыбками — зависть друзей.
Без людского общения душно мне
В катакомбах бессонных ночей.
Я окутан туманом неверия,
Я не вижу дороги к мечте.
Для меня, словно лучик доверия,
Дребезжит телефон в темноте.

ИЗМЕНА

Заключила в объятья
Нас мелодия вальса
И приятным пожатьем
Вдруг надежда связала
Были клятвы на верность
И обидные споры,
Долгожданные встречи
После глупых раздоров.
Но менялась улыбка,
Превращаясь в ухмылку,
И представилось зыбким
То, что виделось пылким.
И, укрывшись цветами,
Ты мне каялась бурно.
А душа так устала
Быть оплеванной урной.
Нам нельзя больше вместе
Злой любви не бывает.
Я не слепну от мести,
Но в груди понывает.

Мы брели не спеша
мимо мест наших встреч.
Нам никто не мешал
Наши чувства сберечь.
Я взахлеб напевал
про большую любовь
За мечтой прозевал,
как нахмурилась бровь.
У поникших берез
в онемевшем лесу
Ты сказала всерьез:
“Я тебя не спасу”.
И не веря судьбе
в этот солнечный день,
Я, прижавшись к тебе,
обнимал свою тень.

Моя малышка, милая малышка —
Моя мечта, моя мечта.
В моем сознанье песенка-глупышка,
И все не та, и все не та.
Мне не порвать с беспутной жизнью разом
Прожитой зря, прожитой зря.
Не суждено цвести голубоглазой,
То бог — судья, то бог — судья.
И небеса весенним птичьим гамом
Не скажут “да”, не скажут “да”.
Меня как лист жестоким ураганом
Несет куда, несет куда?

Еще кусты не скинули листву,
Еще земля от лета не остыла.
Судьба подобна чистому листу,
Ее поземка времени накрыла.
Накрыла чувства, веру и мечты,
Свела на нет питавшую надежду,
Размыла скорбью милые черты,
И я один скитаюсь, как и прежде.
Мне не уйти от правого суда,
Я остаюсь пожизненным подранком.
Клубок желаний катит в никуда,
Не замечая красок полустанков.

С неба льется серость
на сырой асфальт.
Не случайно сердце
уловило фальшь.
фальшь не в шуме капель,
фальшь в твоих делах.
Ты мираж искала
и не мной жила.
И от слов-пустышек
навалилась грусть.
Не нужны мне тыщи —
бесполезный груз,
Мне нужнее правда,
пусть она горька,
Да судьба на равных,
чтоб в руке рука.

Зачем мне серебро и злато,
К чему спокойствие души.
Пуста больничная палата,
Ну кто-нибудь ответь, скажи.
И не случайно сердце рвется
От злой завистницы-судьбы,
Быть может, снова остается
Оно без дружбы и любви.

Не трудись, кукушка,
правду куковать,
Перестань авансом
годы раздавать.
Что за радость в жизни
с тенью на лице.
Пусть не зло, но гложут
мысли о конце.
И стоит косая
тихо у двери,
Ждет моих мучений,
черт ее дери.
Я назло костлявой
выйду на крыльцо
И пройдусь по кругу
бравым молодцом.
Я прощу кукушке
мелочный расчет
И открою новый
полноценный счет.

БОЛЕЗНЬ

Болезнь сдавила мертвой хваткой,
Пустила корни в глубину.
Смогу ли выиграть ту схватку,
Смогу ли выбрать слабину.
Но нет, не много ли вопросов
Скопилось в раненом мозгу
И вновь пробившаяся проседь
Равна случайному мазку.
И прочь хандра, и к черту боли,
Скорей на воздух, в суету.
Даешь кровавые мозоли
И сердца беспокойный стук.

Без веры, без любви, без цели
Один в открытом океане.
Душа у черта на прицеле,
Надежда спряталась в тумане.
Прощай, капризная обитель,
Не плачь по взбалмошному сыну,
Не жги дыханием обиды
Дырявой лодки парусину.
Зовут меня забытый остров
И богом брошенная пристань,
Где камни призраки погоста
И я средь них — последний призрак.

ТЕНЬ

Прилипла тень ко мне как банный лист,
Я от нее, она за мною мчится
И нагло ловкостью своей кичится,
А я пред нею будто агнец чист.
Я на работу — тень спешит за мной
И за спиной без пропуска проходит,
С моих сотрудниц томных глаз не сводит,
К начальству льнет казанской сиротой.
И на свиданье тень бежит вперед,
С невинной страстью сыплет реверансы,
Поет взахлеб любовные романсы
И об итоге знает наперед.
Приснилось мне, что день такой настал,
Моим мученьям жребий улыбался,
Попал я в рай, а тени ад достался.
Проснулся, понял — сам я тенью стал.

Раскрыты карты на столе,
раскрыты карты.
Патрон находится в стволе —
источник кары.
Не слышно звона золотых,
пусты карманы.
Мой бывший друг забрался в тыл,
и я обманут.
Он ждет, рисуясь пред тобой,
моей кончины.
Дала вчера последний сбой
моя судьбина.

На край измятого листа
Бросаю скомканные мысли,
Зову распятого Христа,
Копаюсь в плесени из мистик.
Комок истерзанной души
Несу на мрачную Голгофу,
А где-то в праведной глуши
Пылится ржавая подкова.
Подкова счастья и добра,
Вещунья скорого успеха.
Вступить бы с ней в надежный брак,
Да только знаю, не успеть мне.
Дыханье звездного костра
Не греет дряблые ладони.
Скакать не смогут до утра
Мои стреноженные кони.

МУКИ ТВОРЧЕСТВА

Сижу в избе у финского залива.
Еще ни строчки нету на листе.
Ко мне в окно заглядывает ива
С немым вопросом о моем житье.
А я молчу и без толку копаюсь
В пустой кладовке памяти моей.
Но рифмы нет, и музыка пропала.
Ну, где же мысли? Только не во мне.
И я прошу: “Оплакивать не надо.
Сегодня я, как видишь, на щите.
Но ты не думай, это только на день,
А завтра песня будет на листе”.

В ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ

Раз в году зачерпнем женской доли,
Везразличье стряхнем с бороды.
На мгновение вспомнив о долге,
Добротой воздадим за труды.
Воздадим за семейное счастье,
За привычный безоблачный быт
И поможем родным в одночасье
Череду невниманья забыть.
Мы утрем лепестками букетов
Ручейки незаслуженных слез
И откроемся песней неспетой
Под мелодию ласковых слов.
С благодарностью женские губы
Прикоснутся к небритым щекам.
Дорогие, простите за скупость,
Скупость чувств, что сидит в мужиках.

Я о счастье сужу обывательски просто,
Безконфликтная жизнь для меня наказанье.
Не дождавшись ответа, я ставлю вопросы
И никак не дойду до Святого писанья.
Я за счастье считаю березовый веник
И горячей воды деревенскую шайку.
А еще я люблю поваляться на сене
Иль пройтись босиком по зеленой лужайке.
А еще мне по нраву задиристый воздух
И сверкающий снег на далеком зимовье,
Где приходят на помощь глазастые звезды,
Освещая мне путь в голубое безмолвье.
Но, глотнув новизны, я бросаюсь к истокам
Не по нитям дорог, а по рвам бездорожья.
И встречает меня, захмелев от восторга
Та, что сердцу желанней, что сердцу дороже.

ДЛЯ ТЕХ. КОМУ ЗА ТРИДЦАТЬ

Вечер отдыха “Для тех, кому за тридцать”
Кроме танцев, предлагают русский чай,
Приглашают не грустить, а веселиться,
Если выйдет и влюбиться невзначай.
Разгоняя ритмом облако страданий,
На эстраде петушится диск-жокей.
И невесты притаились в ожиданьи,
А мужчины все стоят на холодке.
Звуки медленного танго. Без движенья
Здесь не сможет удержаться и гордец.
Здесь приемная субботнего общенья,
Здесь гостиная оттаявших сердец.

На пороге есенинской осени
Притаилась вода без движения.
В синей глади Плещеева озера
Я увидел твое отражение.
Ты смотрела глазами бездонными,
Про измену шептала без голоса.
Я к щекам прикоснулся ладонями,
Растрепались кудрявые волосы.
Схоронилась краса за морщинами,
Потускнело кольцо обручальное,
Я прикрыл твое тело кувшинками,
Искривилась улыбка прощальная.
Искривилась улыбка, растаяла.
Ты пропала, волнами омытая
Только лебеди песню оставили
Про печаль и любовь незабытую.

БЕС ПОПУТАЛ

Хотящих глаз бесстыдство,
Округлости колен.
На мне глаза застыли,
Как будто нет проблем.
Как будто правят миром
Бесстыжие глаза,
И я в чужой квартире
Молюсь на образа.
Неистово долбаю
Паркет дурацким лбом.
Смотрю на чью-то харю
В окладе золотом.
А в образе лукавый,
Смеется старый бес:
“Когда ж ты, мол, плюгавый
Почуял интерес?”
И я трясусь в ознобе,
Какой еще экстаз?
Кричу своей зазнобе:
“Полцарства за атас”.
Но крепкими руками
Опутала судьба.
Повис на шее камень,
Бессмысленна мольба.

МИНУТНАЯ СЛАБОСТЬ

Я целовал твои красивые глаза,
Но вдруг сорока затрещала не ко времени
И где-то рядом громко хрустнула лоза,
И наше счастье затерялось за деревьями.
Я проклинал тогда и этот вредный лес,
И сплетни птиц, и разгулявшуюся радугу.
У ног березовых, рассыпавшие лесть,
Росли цветы, не вызывая прежней радости.
И не пьянил меня целительный нектар.
И электричка подошла без опоздания.
И машинист мне просигналил, что я стар,
Что я напрасно лезу к юному созданию.
Ты растворилась в ленинградской суете,
Я понапрасну врачевал свою оскомину
И все тянулся к твоей юной красоте,
Но мы не стали даже добрыми знакомыми.

Я люблю тебя. женщина спящая,
Озорная и в меру тоскливая.
Паутинкой ресницы дрожащие
Прикрывают глаза шаловливые.
То нахмуришься ты, то засветишься,
Улыбнешься кому-то застенчиво.
Не дождавшись сигнала ответного,
Отдаешься своим сновидениям.
Веселишься, чего-то пугаешься,
Излучаешь лукавую ветренность.
Все стремишься кому-то покаяться
Или просишь желанье заветное.
И волнуешь губами дразнящими,
Не желаешь делиться счастливостью.
Я люблю тебя, женщина спящая,
Озорную и в меру тоскливую.

ПОКА СПОСОБНА ЖЕНЩИНА КРАСНЕТЬ

Пока способна женщина краснеть,
Не истязай ее ревнивым словом,
Не верь наветам — будешь сам оплеван.
Ее душа не станет больше петь.
Пока способна женщина краснеть,
Ее храни от спазм душевной боли,
Ее любовь укрась своей любовью
И не спеши обидеть резким “нет”.
Пока способна женщина краснеть,
Придя в себя от длительной разлуки,
Прижми к себе ее святые руки,
Не отпускай их много-много лет.
Пока способна женщина краснеть,
Не унижай ее потухшим взглядом.
Она с тобой, она повсюду рядом.
Ей легче вместе взять и умереть,
Пока способна женщина краснеть.

Уходя от тебя, оглянулся назад,
На измятое ложе широкой постели
И не смог оторвать восхищенный я взгляд
От земной красоты обнаженного тела.
Над твоей головой потешался рассвет,
Теплоту излучали дрожащие груди.
От моих поцелуев румянился след,
На лице притаилось подобие грусти.
Мне бы нужно уйти в холостяцкий покой
И уже не тревожить пришедшую старость,
Но вернулся назад и коснулся рукой,
Позабыв о годах и махнув на усталость.

В дальней сторонушке, ноченькой темною
Воздух швырялся зовущими стонами.
Я эти стоны глушил поцелуями,
Пьяным куражем, шальными разлуками.
Я в эти стоны хватался спасительно.
Были занудные, были красивые,
В ранних морщинах и с юными лицами,
В облике шелковом, в облике ситцевом.
После блужданий по просекам вольницы
Я возвращался к знакомой околице.
Ты принимала, укрытая сумраком,
И доводила меня до безумия.

СКОРОСТНАЯ ЛЮВОВЬ

“Уходи от нее”,- прошептала мне ночь
И звездою на дверь указала.
Мне от страстной любви отказаться невмочь
Не пугай ночь, не впутывай жалость.
Как манит, раскрываясь, ее алый рот,
Как прозрачно ее одеянье.
“В этом доме соблазна коварство живет”.
Но скажи лучше, кто без изъяна?
Я теряюсь без правил телесной игры
И уже не слежу за руками.
Не спугнешь меня темная шумом интриг,
Вынимай из-за пазухи камень.
Я безвольно шепчу в сексуальном бреду
О безоблачном радужном “завтра”.
Ночь за ноги хватает: „Скажи “не приду”
И уматывай к теще на завтрак».
Руки раннего утра зашторили ночь
И вернули вчерашнюю вялость.
Скоростная любовь улетучилась прочь.
В самом деле, а что же осталось?

Безгрешной юности напев струится
Как в полумраке новая зарница.
Меня повсюду он сопровождает,
То на гитаре моя дочь играет.
Рисует утро яркие одежды,
В наш дом спешит прийти весна надежды,
И под струною снег сомнений тает,
То на гитаре моя дочь играет.
Мне седину окрашивает юность,
Стремясь воспеть целительную нужность,
Идти к свершеньям новым призывает,
То на гитаре моя дочь играет.

ВНУЧКИН ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Первый торт и первая свеча,
Первый год под солнечною лаской.
Будет в жизни первая мечта,
А пока — раскрашенные сказки.
А пока — игрушечная жизнь
И концерт игрушечных артистов.
В этот день возможен вальс “каприз”
Под напев гитары серебристый.
Остудив внимание гостей,
Засыпаешь в маленькой кроватке
И несет сорока на хвосте
Все твои капризные повадки.

ВНУЧКИНО ХОЗЯЙСТВО

Внучкино смешное бормотапье
Слышится из детского манежа.
Там очередное воспитание
Голос то решительный, то нежный.
Слушают притихшие игрушки.
Очень справедливая хозяйка.
Строгость к провинившимся зверюшкам
К маленьким цыплятам-забиякам.
Нежность — барабанщику и куклам,
Ласка — для подлизы Чебурашки.
Пупсика приходится укутать,
Песик добивается нанашки.
Хлопотное внучкино хозяйство,
Времени на игры не хватает.
Некогда за бабушку ей взяться.
Дедушка от внучки отдыхает.

Хотящих глаз бесстыдство,
Округлости колен.
На мне глаза застыли,
Как будто нет проблем.
Как будто правят миром
Бесстыжие глаза,
И я в чужой квартире
Молюсь на образа.
Неистово долбаю
Паркет дурацким лбом.
Смотрю на чью-то харю
В окладе золотом.
А в образе лукавый,
Смеется старый бес:
“Когда ж ты, мол, плюгавый
Почуял интерес?”
И я трясусь в ознобе,
Какой еще экстаз?
Кричу своей зазнобе:
“Полцарства за атас”.
Но крепкими руками
Опутала судьба.
Повис на шее камень,
Бессмысленна мольба.

В круге размалеванных пошлятин
Тело продающих за полтинник,
Женщина в широкополой шляпе,
Будто бы сошедшая с картины.
Женщина с лучистыми глазами,
С робкой притягательной улыбкой,
С пахнущими сеном волосами,
Прячущими солнечные блики.
Женщина, которой не коснется
Старость коченеющей рукою.
Женщина обратно не вернется,
В вечность уходящая со мною.

Когда меня скуют печали,
Придавит груз прошедших лет,
Я снова вспомню о начале
Моих мальчишеских побед.
И вновь с закрытыми глазами
Я брошусь вниз, в пучину вод,
И поплыву под парусами
К причалу маминых забот.
И снова с волжского откоса
Махнет мне девичья рука.
И, как тогда, желанной гостьей
Придет любовь наверняка.
Она разгладит мне морщины,
Порвет печальную струну
И, дотянувшись до вершины,
Подарит жизнь еще одну.

ПОХОРОНЫ

Серые березы, серая земля,
Серая дорога, серые дома.
Налетевший ветер выжил из ума,
Под его рукою стонут тополя.
Растревожил душу надоевший дождь,
Он пришел на землю как незваный гость.
И ведет дорога прямо на погост.
Баламутит тело все сильнее дрожь.
Захлебнулась криком стая воронья,
Посмотрело скорбно небо на меня.
А когда могила поглотила гроб,
Я услышал четко: “Скоро твой черед”.

ГОРЕ

Горе, не дави на плечи.
Горе, не скреби мне душу.
Время не оттянет вечер,
Стоны так и лезут в уши.
Ветер перепутал двери,
Треплет корешки альбома.
Больно в чью-то смерть верить,
В мамину вдвойне больно.
Голос мамы с надеждой ловлю,
Возвратившись на волжские плесы.
Только ветер тоскливо разносит
Заунывную песню свою.
Не жалей меня ветер, не плачь,
Не стучись в мою скорбную душу.
Я грешу на декабрьскую стужу
И ищу понапрасну тепла.

Унеси меня ветер
с пожухлым осенним листом,
Высоко в облаках
остуди мою грешную душу,
Лебединым крылом
заглуши мой слабеющий стон.
Мне в людской суете
почему-то тоскливо и душно.
Может, там, в небесах
я найду долгожданный покой,
Может, там, в небесах
я забуду людскую жестокость.
Не держи меня старость
своею холодной рукой,
Только скорая смерть
мне поможет вернуться к истокам.

Кому я нужен, если вдруг умру:
Земле сырой иль небу голубому?
Земные недра мне не по нутру,
Но и псалмов не пел во славу бога.
Я пел про жизнь и женскую красу,
Про дивный край российского раздолья,
Про то, как пил хрустальную росу
И не хотел другой казенной доли.
Я пел про скромность русского села,
Про вкус воды из старого колодца
И за напев от преданных селян
Я принимал букеты из колосьев.
Я пел в строю, с друзьями у костра,
Я пел в пивной под звуки комплиментов.
Кричала в песнях сгорбленная страсть
К заветным тайнам памяти посмертной.
Но в ритме жизни стоит ли скулить
И брать в залог людскую благодарность?
Мой крест — добро нести из за кулис,
Предав огню корзину для подарков.

МНЕ НЕ БЫТЬ СТАРИКОМ

Мне не быть стариком.
не скучать на пустынном причале,
Тишины не искать
в переулках бессонных ночей.
Мне в изгибах морщин
не носить стариковской печали
И псалмов не шептать
под мерцающим светом свечей.
Я в душе реалист
и не верю в стандартную жалость
И не буду рыдать
под хрустальным ее колпаком.
Только б сердце унять
да стряхнуть временную усталость.
В дефиците добро.
Мне не хочется быть стариком.

ЖИЗНЬ КАК МИГ

Два свидетельства — две границы.
Между ними короткий миг.
Человек, лишь успев родиться,
Должен кануть в подземный мир.
Должен кануть. Кому я должен?
Говорят — такова судьба.
Беспощадное право ложно,
Утвержденная смерть груба.
Нелегко жить под жестким прессом
Ожидаемого конца.
Умерев, не посмей воскреснуть
Даже в образе подлеца.
Умерев, не посмей ответить
За ошибки минувших лет.
Навсегда оградят от света
Под надгробием мой скелет.
Вечный сон потому и вечен,
Что и тело спит, и душа.
А в миру будут ставить свечи,
По кончине моей тужа.

ДЕРЕВЕНСКОЕ ЧУДО

Доканал ностальгический кашель,
Допекла родниковая жажда.
Веселиться душе не прикажешь,
Если тело обмякло однажды.
Надоело мне методом Джуны
Неконтактно излечивать боли.
Я бежал из асфальтовых джунглей
В васильковое русское поле.
Я представился ветхой деревне,
Поклонился ворчливому дому,
Вместе с плесенью выбросил древность
И обставил избу по-простому.
Сняв тряпье лебеды и бурьяна,
Я раскутал дремавшую землю.
По совету хромого Демьяна
Посадил огородную зелень.
Побеленная русская печка
Угостила пахучими щами.
Я зажег под иконою свечку —
Родничок моего завещанья.
Под напев петушиного гимна
Я вошел в росянистое утро.
Отпустила меня ностальгия,
Излечила крестьянская мудрость.

Не дают мне покоя виденья из детства,
Я все чаще ступаю на волжский откос.
От назойливых снов никуда мне не деться,
Я в назойливых снах не хозяин, а гость.
Я друзей узнаю после долгой разлуки
И не всех нахожу за накрытым столом.
Отгоняю тоску и беру на поруки
Потерявшего ноги в сраженье со злом.
Незаметно светлеют суровые лица,
Вырывается песня из самых глубин.
Я хочу своим счастьем с друзьями делиться,
Из общественной чарки добра пригубив.
А когда окольцует меня притерпелость.
На щеке пересохнет скупая слеза,
Я земле принесу свое бренное тело,
Молчаливую душу пошлю в небеса.

НЕ НУЖНО СЛЕЗ СТЫДИТЬСЯ. ДРУГ…

Не нужно слез стыдиться, друг,
В большой цене мужские слезы.
Так много черствости вокруг
И пухнет том жестокой прозы.
Не прячь печальные глаза
За стенкой мутного стакана.
Всесильна чистая слеза,
Глубок рубец открытой раны.
Рыдай же, гордая душа,
Над телом раненой морали.
Как хищно вороны кружат,
Моли, чтоб душу не украли.
Пером судьбы очерчен круг
Под сенью плачущей березы.
Не нужно слез стыдиться, друг,
В большой цене мужские слезы.

НА ЮГ

Совершен самолетный прыжок,
Позади ленинградская морось.
Лучик солнца улыбку зажег
И глаза заискрились от моря.
Напевает морская волна,
Зазывают лечебные пляжи,
И душа бесшабашно вольна,
И погоду никто уж не сглазит.
Здравствуй, здравствуй приветливый юг
Я примчался к тебе ненадолго.
Ты не льсти, я без всяких заслуг,
Просто не было места на Волге.

ОТПУСК

Лето, черноморский берег,
Вереница беззаботных дней.
Море не спешить проверить
Наши чувства на крутой волне.
Ветер заблудился в скалах,
Разлеглась у берега жара.
Яхты приросли к причалу,
Показали крылья катера.
Люди, повернувшись к солнцу,
Укрывают тени от лучей.
Воздух пересыпан солью,
Оттого, наверное, звончей.
Солнце растворило мысли
И совсем не хочется мечтать.
Плохо отдыхать без смысла,
Лучше уж совсем не отдыхать.

НА КУРОРТЕ

Черное море и горная Мзымта,
Щедрое солнце и тягостный дождь,
Прелесть Ахуна, дендрарий закрытый.
Любишь — не любишь, придешь — не придешь.
Южное утро — творец разногласий:
Позагораешь иль бледный уйдешь.
Ласковый ветер с кавказских террасин.
Любишь — не любишь, придешь — не придешь.
Вот и закончилось лето надежды,
Чувствам своим ты отчет отдаешь.
Серые дни потянулись как прежде,
Только в мечтаньях ко мне ты придешь.
Солнце в полдень на подъеме,
Близок бархатный сезон.
Где-то в дальнем окоеме
Лижут волны горизонт.
Не поспеть за горизонтом,
Не побегать по волнам.
Пленник я курортной зоны
И не верю чудесам.

ВЕСНОЙ НА КУРОРТЕ

Пустынны мартовские пляжи,
С надрывом берег бьет волна,
Бездомный ветер подгулявший
Играет парусом челна.
То рвет гнилую парусину,
То морщит, силу затая.
И море кажется не синим
В весенний день календаря.
С небес задраенное солнце
Не ищет мой унылый взгляд.
Плохое время для бессониц,
Таит гармонь веселый лад.
Не будят звуки танцплощадку
По темным южным вечерам.
А дни длинны и беспощадны
Пока не выпьешь двести грамм.
А там стряхнешь свою унылость,
Затянешь песню про любовь
И скажешь: “Слякоть мне приснилась,
Иначе, что ж волнует кровь?”

ЕВПАТОРИЯ

Стремятся ввысь громады Евпатории,
Теснят песок в морскую синеву.
Саманный центр с причудами истории
Не смыт волной, вершит свою главу.
И я вдыхал прохладу узких улиц,
Вновь возвращался к солнечным лучам,
И окунался в черноморский улей,
Не вызывая зависть у крымчан.
Не замечал я придорожной пыли
И мог пригреть в себе любую блажь.
Меня красой невольно ослепили
Морская синь и солнечный пейзаж.
Но повстречался маленький калека,
Затем еще один, еще один.
И потускнели разом краски лета,
И благодать рассеялась как дым.
И я очнулся от сердечной боли,
Я получил не солнечный удар.
Мое здоровье, хоть в ничтожной доле,
Примите, дети, в безвозмездный дар.

Не скрывая печали,
В свете южного дня
Черноморские пляжи
Проводили меня.
Километры дороги
Унесло под откос.
Отдалось нетерпеньем
В перестуке колес.
Промелькнули и скрылись
Полигоны страды.
Полосу отчужденья
Облепили сады.
Городское дыханье
Опалило мне грудь,
И обиженной гостьей
Отодвинулась грусть.
Я помчался на Невский,
Обратился на “Вы”.
Остудил меня ветер,
Долетевший с Невы.
И запала в сознанье
Мысль, что ветер внушил:
Южный берег — для тела,
Ленинград — для души.

В СУХУМИ

Дома карабкаются в горы,
стремятся ввысь уйти от моря.
Им тесно стало у предгорий,
их хлещет там морская морось.
По скользким узеньким тропинкам
они пришли поближе к звездам,
Сидят верхом на горных спинах
и пьют взахлеб звенящий воздух.

С ЮГА

Шум быстротечных южных дней
Не скрыл прощального гудка.
Пятак покоится на дне,
Но грусть вагонная горька.
И рельсы стыками твердят:
“Куда-куда, зачем-зачем”.
А им колеса говорят:
“Не насовсем, не насовсем”.

ДОРОГА В НЕБО

Детство ставит вопросы,
чередует ответы,
И меняется выбор
с нарастанием лет,
И на смену считалок
вдруг приходят сонеты,
И пора уже в зрелость
нам прокладывать след.
А душа нараспашку
после школьного вальса,
Разбегаются тропки
в неизведанный мир.
И как будто магнитом
потянуло к штурвалу —
Нам со звездной орбиты
улыбался кумир.
Были трудные будни
без дешевой корысти.
Были чистое небо
и промозглая мгла.
И по формуле риска
та дорога открыта,
Что по летному полю
полосой пролегла.

НОВОБРАНЦЫ

По зову родимой Отчизны,
Во славу страны трудовой,
Лишь только попробовав жизни,
Встают неуверенно в строй.
Заброшены джинсы в кладовки.
Колонок немые столбы.
Урок строевой подготовки
Проходит под грохот стрельбы.
Исчезла былая сутулость,
Сошло равнодушие с глаз,
И преданность сердца коснулась,
Ведут сновидения в класс.
МАРШ-БРОСОК
Нещадный зной, песок сыпучий,
За миражом встает мираж
И мой напарник не приучен,
И полный выкладки багаж.
Но старшина с простудным хрипом
Кричит юнцу “Вперед, вперед!”
И тот бежит, зубами скрипнув,
А, если надо, и ползет.
Песок забил глаза и уши
И душит жар как от углей.
Солдат уже наелся суши,
Ну дайте ж моря поскорей.
Не надо моря, дайте речку.
Хотя б живительный глоток
Или бодрящее словечко,
Или заснуть бы на часок.
Но тот покой нам только снится,
А наяву — вперед, вперед,
И сердце пойманною птицей
Стремится вырваться в полет.

СОЛДАТСКОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Клубится пар над лыжным кругом,
К телам прилипли гимнастерки,
Бегут солдаты друг за другом,
Вздыхает повар у каптерки.
Он гладит брюхо самовара
И ждет бойцов на чашку чая.
Крута солдатская заварка
И самовар тебе — не чайник.
Остынет чай, когда же финиш?
Спешат румяные солдаты
На крепкий чай и на мультфильмы,
На вечер встреч, что очень кстати.

НЕБО ОТЧИЗНЫ

Меня манило небо-чародей.
Все пацаны переболели небом.
Мы выпускали в небо голубей
И так хотели ввысь умчаться следом.
И вот свершилась детская мечта,
И надо мной поет раскрытый купол,
И горизонта четкая черта,
И я небесной нежностью окутан…
Я от земли родной неотделим,
Но признаюсь, в ее ладонь уткнувшись,
Что заколдован небом голубым,
Лишь на мгновенье к небу прикоснувшись.

ПЕРВЫЕ ПОЛЕТЫ

Утро росяное
хочет пробудиться,
Озеро лесное —
холодна водица.
Словно встрепенулось
русское раздолье.
Нас зовут, проснувшись,
вертолеты в поле.
Отпусти нас поле.
не ругайте птицы,
Пожелайте вволю
небом насладиться.
Помогите сбросить
первые волненья.
Победить непросто
силу притяженья.

Погоны лейтенантские как крылья
И поплавок на форменной тужурке.
Мы отпуск отгуляли, не тужили,
Теперь со службой не играть нам в жмурки
И пусть мы далеко ушли от дома,
И не беда, что нам чуть-чуть за двадцать.
Мы пережили юношеский гомон,
Нам на героев суждено равняться.

Беззастенчивый ливень
смыл за окнами август.
Воет ветер тоскливо
домовому на зависть.
Потемневшие лужи
пересыпаны рябью.
Я шагаю на службу
по гореловской грязи.
Отпускная игривость
за спиной затерялась.
Напускная сварливость
незаметно подкралась.
Я ругаю ненастье,
визг колес электричек
И к соседскому счастью
остаюсь безразличен.
Но когда зачерпну я
горсть служебного “надо”,
То меня не минует
долгожданная радость.
Я, припав к самолету,
надышусь высотою
И земля отзовется
мне своей красотою.

В НЕБЕ

Разогнав самолет после долгой стоянки,
Я опять вырываюсь из объятий земных,
Окунаюсь в безбрежность больших расстояний,
Восхищаюсь покоем голубой тишины.
Прострелив облака, я приветствую солнце
И на миг исчезаю в золотистых лучах,
Но сжимаю штурвал до кровавых мозолей,
Вспоминая ромашки в российских лугах.
Между мной и землей — километры пространства
Между мной и землей — неразрывная связь.
В этом сила моя и мое постоянство,
В этом малая капля земного родства.

ИСПЫТАНИЕ

Сердитый гром ворчит на голоса,
Стянуло небо в мертвую петлю,
Во тьму швыряет стрелами гроза,
Тяжелым градом лупит по стеклу.
Под облаками мокнет полоса,
Немой эфир волнует СКП.
В изнеможенье крылья разбросав,
Стальная птица может не успеть.
Уже металл в отчаянье дрожит
И эта дрожь в сознанье отдает,
Но человек родился, чтобы жить,
Он посадить обязан самолет.
Тире и точки мчатся в облака.
Они несут уверенность на борт.
И пусть в грозу посадка не легка,
Дает добро родной аэропорт.
В глазах уставших плавают круги,
Но вот стоит струбница на руле
И так похожи робкие шаги
На первый шаг младенца по земле.

У ОБЕЛИСКА
Памяти погибшего экипажа

Не вините небо,
Небо ни при чем.
Придержите нервы
В разуме своем.
Поклонитесь близким —
Так уж повелось.
Жить нельзя без риска,
Жить нельзя без слез.
Вы вглядитесь в лица
Вечно молодых.
Вы найдете в лицах
Подвига следы.
Обнимает камень
Зарево гвоздик.
На руках у мамы
Замер озорник.
И шумят березы,
Память вороша.
И невольно слезы
На ветру дрожат.

ДРУГУ

Мне трудно память ворошить,
но это было.
Я за двоих обязан жить,
пусть рвутся жилы.
Был предназначен для меня
тот спешный вылет,
Когда сиреной среди дня
судьба завыла.
Тревожно пробили часы,
а я не понял.
Тебя со взлетной полосы
умчали кони.
И так случилось, не меня
в прозрачном небе
Подстерегала западня —
заряд из снега.
И ты остался молодым,
а я старею.
Наш дом хранит твои следы,
и память греет.
Пустые слезы для ханжи,
не тем мы живы.
Я за двоих обязан жить,
пусть рвутся жилы.

ДАЛЬНИЙ ПЕРЕЛЕТ

Короткий взлет и выход на маршрут,
Нам предстоит внетрассовый полет.
Ты, командир, оставь в покое РУД,
Сегодня точен штурманский расчет.
А под крылом родная сторона
С голубизной разбуженных озер,
С немой красой лесного полотна,
С могучей силой вечных стражей-гор.
Ориентиром — Тихий океан.
Стоят на рейде наши корабли. Л
егко вздыхает мой трудяга “ан”,
Он первый раз увидел край Земли.
Ты отдохни, уставший самолет,
Не делай вид, что вовсе ни при чем.
Ведь завтра снова трудный перелет,
Мы полетим за солнечным лучом.
* РУД — рычаг управления двигателем.

НОЧЬ НАД АЭРОДРОМОМ

Затаилась луна на ночном полустанке,
Наблюдая за искрами дальних костров.
Самолеты молчат на притихшей стоянке,
Растворился в лугах их решительный рев.
Серебристые крылья щекочет прохлада,
На бетонные плиты ложится роса.
До рассвета сняла ночь дневную преграду
Расхрабрившихся зайцев пасет полоса.

БЕЗ НЕБА

Самолеты кружат, самолеты.
Я круги осознанно считаю.
Небо в прошлом, я наземный летчик,
Лишь во сне по-прежнему летаю.
Я изгой воздушного пространства,
Я в руках земного притяженья,
Словно зверь зализываю раны
И рычу от перенапряженья.
Мне не жаль подрезанные крылья,
Я живу последнею посадкой.
Для друзей моя душа открыта,
Только к ней не стоит прикасаться.

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АРМИИ

Скоростна армейская побудка:
Звук трубы, подъем и сразу — в ногу.
Войсковые кирзовые будни
Застилались потной пеленою.
Пот в строю и в прорези прицела,
У костра столь редкого привала.
Трудный пот бойца и офицера —
Соль земли, что Родина давала.
Марш-броски при полном снаряженье,
Полоса, зашторенная пылью,
Гулкий пульс мужского напряженья,
Отчий дом, который не забыли.
Как хранили весточки из дома,
Отвечали прозой как умели.
Не стыдились воинского долга,
Не стеснялись воинской шинели.
Срок прошел, но в памяти остались
Чуткий сон и ранняя побудка,
Череда суровых испытаний
В войсковые кирзовые будни.

Порой грешно разбрасывать авансы,
Но даже если будет тяжело,
Мне не мешать в стихах протуберанцы
С неясным светом новых НЛО.

Товарищ, мудрости испей
И не юродствуй в оправданье.
На благородное молчанье
Ты не накидывай цепей.
За всей обыденностью дней
Не каждый знает долгу цену
И впопыхах творит измену,
И правду высказать трудней.
Как беззащитен человек порой,
Его сразить вольно одно лишь слово,
Один лишь взгляд недобрый и пустой,
Слух о неверности, вдруг взятый за основу
И не всегда хандра тому вина
Или ростки коварного безумства.
То равнодушья злая пелена,
Окутавшая сад людского чувства.

ПАМЯТИ САМАНТЫ СМИТ

Маленькая звездочка планеты,
Девочка по имени Саманта,
Словно долгожданная примета
Будущего мирного десанта.
Добрая открытая улыбка
Накрепко связала континенты.
Искренность развеяла двуликость,
Вышла на арену откровенность.
Тоненькое, нежное созданье
Разумом отринуло насилье,
Сердцем прикипело к созиданью,
Верой человечество пронзило.
Землю озарила ярким светом.
Землю от Москвы и до Атланты
Маленькая звездочка планеты
Девочка по имени Саманта.

Я наказать хотел свою Наташку,
Не знал спасенья от ее проказ,
Но заглянул в невинную мордашку
И утонул в доверчивости глаз.
Ее глаза разбрызгивали радость,
В них жизнь светилась искренним огнем.
В который раз под знаком детской правды
Меня пленили мысли о земном.
Моей Земле к бессмертию стремиться,
За жизнь погибших выполнить наказ.
Великой дружбе нужно научиться,
Чтоб не спугнуть доверье детских глаз.
И пульс Земли не перестанет биться,
Не прозвучит губительный приказ.
Ведь Человеку не дано укрыться
От той доверчивости детских глаз.

МОЯ ЗЕМЛЯ

Совсем неданно было лишь мечтой
Потрогать космос, вырваться к планетам,
Взглянуть на Землю с высоты крутой.
Посостязаться в скорости со светом.
Но человек хранимую мечту
Осуществил гагаринским “Востоком”
И, обозрев земную красоту,
Он возвратился к жизненным истокам.
Он обнаружил, как Земля мала,
Как беззащитна и неповторима
И человека совесть призвала
Ее сберечь от ядерного дыма.
Как хочу я, чтоб не было зла,
И неважно, в какой упаковке.
Пусть навеки остынет зола
После страшной людской потасовки
Пусть наложат эмбарго на кровь,
Что сочится на землю из тела.
Пусть не будет военных костров,
Ведь война — неразумное дело.
Пусть насилье, лишенное прав,
Улетит из холодного сердца
И в житейское лоно добра
Человека вернет милосердье.

СТРАННИКИ

В обветшалой одежде, под надзором конвоя
Шли усталые люди, не считая часов.
Шли и пели, не слыша колокольного звона,
Отгоняя напевом летаргический сон.
Они пели про дружбу, про счастливую долю
И ногами месили километры дорог,
А над ними летела мысль про вольную волю
И в глазах отражался материнский порог.
Разрывали на части из студеные ветры,
Щекотал их до смерти изнурительный зной,
Но сидела в них крепко фанатичная вера
И они не корили погонявший конвой.
Они рыли каналы, утопая в болотах,
Они слепли от пота, разряжая тайгу.
И последнее слово из простуженных глоток
Оставляло засечки на багряном снегу.
В их открытые лица изрыгались проклятья,
Для суда отпускалось только двадцать минут.
Их тревогу глушили, заглушали их клятвы —
За народное дело, за родную страну.
Но невинные жертвы не дают нам покоя,
Их мучений не скроет придорожный ковыль,
Их распятые судьбы призывают к закону —
Очищением павших мы очистим живых.

ПАМЯТЬ

Юность, встряхни свою душу,
Настеж открой двери в память.
Ветер забвенья иссушит,
Крикнет чужими устами.
Ты оглянись, современник,
Прошлое Родины свято
Силой гудка после смены,
формой простого солдата.
Люди в атаках мужали,
В жиже стояли по пояс,
В мералую землю вгрызались,
Первыми вышли на полюс.
Пулям поклоны не били,
Грудью на дзоты бросались.
Пламя войны затушили
Кровью своей и слезами.
Память щедра на вопросы:
Сможешь ли выстоять, парень?
Сможешь ли встать как Матросов?
Сможешь взлететь как Гагарин?
И не уйти от ответа,
Не устоять на приколе.
Дуют погожие ветры
В нашем засеянном поле.

МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Стремились к жизни в сорок первом,
Но кровожадная война
Свила в клубок людские нервы,
Перемешала времена.
Война — холодный вирус смерти.
Любовь окутал дым разлук.
Родные, помните и верьте,
Вас ждет тепло любимых рук.
И День Победы в сорок пятом
Обнял подруг мужской рукой
И не стыдил постелью мятой,
И сеял доброе кругом.
Из недр народных с новой силой
Забил питающий родник,
И прокатился над Россией
Глашатай жизни — детский крик.

ПРОВОДЫ

Оркестр сверкает медью труб
у старых стен военкомата.
Слова срывает ветер с губ,
хоть военком и не оратор.
Летит над строем слово “долг”,
священный долг перед Отчизной.
В нем бравый воин знает толк,
он бил фашизм во имя жизни.
И юность ловит каждый слог
и тут же в бой идти готова.
Но подведен один итог,
и предстоит ученье снова.
Невольно дрогнул юный строй,
когда промчалось: “По машинам”
Взлохматил воздух бабий вой,
девчонки сжались как пружины.
…И так течет из века в век
слеза житейского прощанья
И воспевает Человек
свое священное призванье.

ГЛАЗА

Само собой оборвалась беседа,
И каждый молча посмотрел назад,
Когда сосед, едва взглянув на деда,
Отметил вслух: “Бесцветные глаза”.
Он не хотел заметить гамму цвета,
Или не мог по черствости души,
Но в тех глазах октябрьские рассветы
Переплелись с наивностью глуши.
В его глазах — седая тень разрухи,
Голодный блеск засушливых годин.
Еще в ту пору огрубели руки,
Еще в те дни добавилось седин.
В его глазах — истоки сильной воли,
Они хранят огонь былых атак.
Его глаза слезились не от боли,
Когда предстал поверженный рейхстаг.
Его глаза как летопись державы
И не беда, что взгляд перегорел.
Хозяин глаз — кузнец народной славы
И славы той достойный кавалер.

РОССИЙСКОМУ БАРДУ
Памяти В. Высоцкого

Дрожит струна, застыла песня,
И в рифме брешь, и порван нерв.
Табун коней стоит на месте
на свой манер.
Абсурдна мысль вернуть начало.
Спасенья нет, готов ответ.
Но не прикроет покрывало
ушедших лет.
Остались жить в открытой книге
Правдивость слов, конкретность дел,
Большой заряд в коротком миге,
что он воспел.
Навзрыд камнями плачут горы,
Взрыхляя снег, колючий снег.
Поэта боль пустила корни,
мы чище с ней.
Вся жизнь усыпана шипами,
И только смерть, прошла без проб.
Последний путь уводит в память,
ведет в народ.

Значит, что-то не так,
если совесть меняют на деньги,
Если дело отцов
не спешат продолжать сыновья.
Значит, что-то не так,
если нагло пирует бездельник
И о завтрашнем дне
у него не болит голова.
Значит что-то не так,
если мысли упрятаны в погреб,
Если музыка дел
заглушается лязганьем слов,
Если старость одних
мы равняем с понятием ПОДВИГ,
А отвагу других
называем пустым ремеслом.
Значит, что-то не так,
если искренность давят цинизмом,
Если кучка лжецов
заняла наградной пьедестал,
Если чья-то корысть
закрывает глаза альтруизму,
Если веру в людей
променяли на веру в Христа.

УШЕЛ ЛИ ДЕНЬ ВЧЕРАШНИЙ

Ушел ли день с российского двора,
Когда моря меж пальцев пропускали,
Когда в бокалах совесть полоскали,
Решали судьбы росчерком пера.
Ушел ли день с российского двора,
Когда в песок закапывали реки,
Когда тайгу кромсали в лесосеки,
С трибун бросали бравое “ура”.
Ушел ли день с российского двора
Когда рекой текли земные недра,
Когда сквозь дым на нас смотрело небо
И мы искали воздуха в горах.
Ушел ли день с российского двора,
Когда лишались Родины таланты,
Из человека делали атланта,
Чтоб подпирал горбом вельможный рай.
Ушел ли день вчерашний со двора?

Желудок срезан с черепа манкурта,
Шальные мысли выползли на волю,
И фимиамы раб послушный курит,
Преврав безмолвье и забыв о боли.
Бушуют страсти в мозге воспаленном,
Глаза застило красной пеленою
И движет им тупая непреклонность,
И вот он — враг, он мыслит по-иному.

ОПАСНАЯ ГОВОРИЛЬНЯ

Запреты сняты, шлюз открыт,
поток словесный хлынул в гущу,
Заставил мертвых говорить,
но не привил уменье слушать.
Распяты тысячи судеб
под марш всеобщей говорильни.
Откуда полчища судей,
откуда черные чернила?
Грозит в экстазе борода.
гундосит ментор в школьной форме.
И каждый метит во врага,
обоймы слов пуская горлом.
А рядом сгорбленная грусть
стоит с протянутой рукою.
Вдохни в нас мир святая Русь,
не дай расти людскому горю.

МИТИНГОВЫЕ СТРАСТИ

Армада митингов трясет страну,
Глаза-полтинники швыряют гнев.
С телеэкрана я смотрел войну,
Теперь насилие в моем окне.
Терпимость втоптана в земную твердь,
Лампаду разума задула злость.
Разбухло облако людских потерь,
Вошло безумие в людскую плоть

Трещит Союз по швам-границам.
За таможенным частоколом
Кто хлеб, кто мясо доедает.
Седой Кавказ в огнях-зарницах,
А под чернобыльским ураром
Земля притихла и страдает.
Куда ни глянь — людское горе,
А рядом с ним самодовольство
Стоит и руки потирает.
Бредут дорогами изгои.
Клубится пыль по тем дорогам,
Источник веры засоряет.
Встает безумство за безверьем,
Насилье бряцает оружьем,
Свинцом шпигуя человека.
Уходит день под знаком смерти.
Ночная темень закрывает
Страницы Нового Завета.

ПОРА ОПОМНИТЬСЯ

Мы все немножечко повинны,
Что нет согласья до сих пор.
Сойдут словесные лавины
К подножьям утомленных гор.
Осветят солнечные блики
Земли запущенный простор.
Не может быть страна великой,
В которой слезы и раздор.
Не может быть народ счастливым,
Когда скорбит его сосед,
Когда безумие крикливых
Несет в толпу кровавый след.

ПРОТИВОРЕЧИВОЕ ВРЕМЯ

За свое поколение каюсь,
За свое поколенье молюсь.
Нам по праву жестокую кару
Завещала Великая Русь.
Не спасают могильные плиты
Под шатром православных крестов.
Неокрепшая память забита
Горбылем говорильни простой.
Из сознания вырвана вера,
Пустоту захватила хандра.
Биографию некогда сверить.
Что ни род, то сплошной маскарад.
Снова вышел корнет Оболенский
И поручик Голицын пришел.
Быть потомком дворян очень лестно —
Достают эполеты и шелк,
Воспевают хоругви монарха.
Призывают к железной руке.
А России то знобко, то жарко.
А российская стать на замке.

На российских просторах
подгулявшие будни,
Очумевшая роскошь
веселится нагая.
Нет тебе ни запретов,
нет ни жертв и ни судей.
По чужому — кастетом,
по родному — ногами.
Сатанинские пляски
на растерзанных душах
Да животные страсти
до соленого пота.
Поминальную свечку
с озлобленьем задули
И в потемках разбухло
непотребное что-то.
Молоко расплескали
материнские груди,
Время мыться слезами,
только где они, слезы.
Подзаборное детство
окликает вас, люди.
Оглянитесь на голос,
как бы ни было сложно.

До безобразия красивы
и до бесчувствия юны.
Какая тварь вас укусила,
с какой свалились вы луны,
Какие груди вас вскормили,
какая нежила рука,
Какие сны ночами снились,
какая мучила тоска?
Иначе как могло случиться,
в своем уме иль сгоряча
Не может даже и волчица
Предать забвению волчат.
Не сможет зверь детишек бросить,
пока не стянута петля.
Откуда ж вы, шальная особь,
за что же носит вас земля?

Как это случилось, что природа
Место предоставила кукушкам?
Как это случилось, что в народе
Могут жить бездушные несушки?
Женщина — святая роженица,
Мудрая хранительница рода.
Нет, не привлекательна блудница,
Впавшая в распутство принародно.
Нет, не безобидно отреченье
Крашеной молодки от ребенка.
Только материнское терпенье
Вложит счастье в детские ручонки
Разве колыбельную заменишь
Звуками детдомовской команды.
Детство недоверчиво к измене,
Губы шепчут преданное “мама”.
Матери, вскормившие отказниц,
Вам наипервейшее проклятье.
Нет антигуманного указа,
Есть в миру родительская клятва.

ДЕТДОМОВСКОЕ ДЕТСТВО

Есть у них закаты и рассветы,
Нет у них проблем во что одеться.
Дует в паруса попутный ветер
Вроде бы безоблачного детства.
Только одинаковы одежды,
Утренние зорьки по команде,
Думы о несбывшихся надеждах,
Связанные с образом туманным.
Прочные детдомовские стены —
Выставка стандартного плаката.
Общее жилье покрыто тенью
Счастья, что баюкало когда-то.
Сказками разлуку не уменьшишь,
В горе не прицелишься с рогатки.
Ласковую маму не подменишь
Даже подслащенным суррогатом.

Заснуть бы ненадолго, лет на двадцать,
Закрасить белой краской сновиденья,
В житейские проблемы не вдаваться
И совесть не разменивать на деньги.
А по-утру двухтысячного года
Проснуться и поймать свою жар-птицу,
Глотнуть с волненьем воздуха свободы,
Воды живой из Ладоги напиться.
Пройтись по возродившимся проселкам
Украшенным пшеницей шелковистой
И искренне возрадоваться солнцу,
Что глянет на меня с небесной выси.
Но будет то волненье показушным
И искренность окажется фальшивой,
И каждый человек мне плюнет в душу:
И честный, и посредственный, и лживый.

ГЛАСНОСТЬ С ПРИМЕСЬЮ СПИРТНОГО

Безразличье в тень ушло с недавних пор,
Волны гласности захлестывают борт
И нередко в хоре трезвых голосов
Слышен лживый хрип прокуренных басов.
У пивнушки перестройку матерят,
Собирает самогонка свою рать.
Здесь и старый бузотер, и молодой,
С красным носом и совсем уж не ходок.
Кто сказал, что бормотуха не горит,
Бросишь слово и мгновенно заискрит.
Тунеядец стукнул кружкой и изрек:
“Быть свободным от работы — не порок.
Ну скажите, братцы, чем я хуже вас?”
Но восстал сосед: “Не трожь рабочий класс.
Пиво пьешь не за мои ли медяки?”
И схватились в рукопашном слабаки.
Потирает руки» алчный спекулянт,
Благодать, “Тройной” идет по три рубля.
Строит счастье из засаленных рублей,
Но известно, счастье в деньгах — это блеф.
И глядит с его иконы бюрократ.
Он и кум ему, и сват, и верный брат.
Укрывает бюрократова спина
Лоботряса, иждивенца и лгуна —
Составителя стишков и небылиц
И про весь народ, и про отдельных лиц.
И летает слух не только над пивной,
Над тобой летает он и надо мной,
Будоражит неокрепшие умы,
Словно будит мысль — а все ли знаем мы?
Словно точит червь сомненья изнутри
И пугает демократией — смотри.
Но прикрыть вонючий кляузный роток
Должен шитый полной гласностью платок.

ОЧЕРЕДЬ

Который день погода хмурится,
Бредет тоска по грязной улице.
Здесь правит бал ее высочество
Все пожирающая очередь.
В ней зреет вирус обреченности,
И лезут мысли только черные.
Она в безумстве ощетинилась,
Ее слова нельзя цитировать.
Ее сковало унижение,
Толпа стоит и нет движения.
Вот кто-то рухнул без сознания.
Ну разве ж это созидание?
Куда там старому да слабому,
Здесь первым тот, кто с сильной лапою.
Как горько видеть в людях рабское,
Как жгут огнем глаза без радости.
А небо хмурится и хмурится,
Растет толпа на грязных улицах.
То город мой врастает в очередь.
И вся страна — сплошная очередь.

О, сколько черного намешено
И сколько горького испито.
Еще не все в сознаньях взвешено
И ноют шишки, что набиты.
Скрипит телега равнодушия,
Кричит людская притерпелость.
Корабль всеобщего радушия
Еще укрыт застойной пеной.
Но грянул гром за первой искрою,
И хлынул ливень очищенья.
Слова людские стали искренней
И силы множатся в движенье.
И свежий ветер демократии
Волнует пламенные души.
Судьбу не меряют каратами,
Пожар проклятьями не тушат.
Трудна дорога к справедливости,
Дырява скатерть изобилья.
Своим трудом, не говорливостью,
Приблизим радужные были.

ТОСКА ПО ПЕТЕРБУРГУ

Ленинград вобрал красоты Петербурга.
Мертвой хваткой их прижал до посиненья.
Обмусолив и потешившись до дури,
Серой краской их замазал за измену.
Потускнела зона Невского проспекта,
Не бросаются витрины изобильем.
Благородство люди ищут по сусекам,
Про духовность и про бережность забыли.
Не спасли красу чугунные ограды,
Летний сад скорбит над мутною Невою.
Петербургу больше серости не надо,
Нужно выпустить всех ангелов на волю.

От больших городов
по дорогам заплаканной осени
К низкорослым садам
потянулись потоки машин,
И взрослеют дома,
не всегда утвержденные гостами.
Видно тягу к земле
не отделишь от русской души.
Садоводства растут,
что грибы после теплого дождика.
Перестук топоров
заглушает застольную брань.
Еще время придет
результаты трудов подытоживать,
Но цветенье земли —
это самый надежный гарант.

Запишусь-ка в садоводы,
пересилю чувство лени.
Благодарная природа
зачеркнет мои сомненья.
Я усыплю свой участок
торфяными галунами,
Посажу вербу на счастье,
в землю сам врасту корнями.
Наблюдая за порядком,
повоюю с сорняками.
И одарят меня грядки
ярко-красными цветами.
И садовые сонеты
разнесет попутный ветер,
И к российскому букету
я прилажу свой букетик.

ПАМЯТИ СТАРШЕГО БРАТА

Когда уходит близкий человек,
В глазах живых особое усердье
Мне скажут: что ж, такой уж нынче век,
Нас слишком редко будит милосердье.
Я понял поздно, как коварна лесть,
Как ядовито чувство восхищенья.
Под ним таят порядочность и честь
И тешат души мыслями о мщенье.
Я видел их, цеплявшихся за жизнь,
Когда стоял в почетном карауле.
Льстецы вползли, как скользкие ужи,
И тень слезы с холодных глаз смахнули.
Я не спешу. Куда теперь спешить?
Кому излить израненную душу?
Мне скажет жребий — жить или не жить,
А если жить, то струшу иль не струшу.

Наш век сверхскорый, вольнодумный
Толкают тысячи пружин.
И нету времени подумать:
Куда бежим, зачем бежим.
И нету времени проверить
Реальность выбранной судьбы.
Но нелегко прожить без веры
В истоки праведной борьбы.
Но ты очнешься от погони,
Придя на Невский пятачок,
И зачерпнешь в свои ладони
Блокадной стойкости глоток.

Последний луч исчез за горизонтом,
Ночной туман покинул темный лес,
Окутал сердце холодом бессонным
И, словно тать, в мое сознанье влез.
Стучит в мозгу растраченное время.
Я сделать мог бы больше, но не смог.
Я сунул ногу в порванное стремя
И сгоряча часы отдал в залог.
Мои друзья, не требуйте ответа,
Не смейте зря пришпоривать коней,
Под звонкий смех волнующего ветра
Ловите птицу уходящих дней.

Я в мир ворвался как-то суетливо,
Наивно веря выспренным словам.
Но жизнь идет, вплетая коррективы,
И на глазах седеет голова.
А тот, другой, вошел неторопливо,
Совсем по-лисьи, разум не терял,
Любую мысль приветствовал ретиво,
Любую высь обходом покорял.
И был ли смысл с оторванным забралом
Идти вперед, от боли не скуля.
Мой жребий слеп под лести покрывалом,
Я — на корме, а этот — у руля.

Раковая опухоль мещанства
Метит неокрепшее сознанье,
Тенью заслоняет лучик шанса,
Шанса, что зовется созиданье.
Где же вы, безусые горнисты,
Песню начинавшие с зарею?
Вышли на арену “металлисты” —
Рупоры воинственного рева.
Куклы избалованного детства,
Рыцари куриного полета,
В спешке захватившие в наследство
Зарево фальшивой позолоты.
Молодость — вселенная исканий,
Полная побед и поражений.
Меньше бы ненашенского скарба.
Больше бы осмысленных решений.

От того не будет толку,
кто на службе ставит крест,
Кто забыл, что людям должен
за оказанную честь.
Атрофируются мышцы,
заплывает жиром мозг,
Страх отпугивает мысли,
гнет бесчувственный гипноз.
Стынет сердце, дремлет совесть,
под ребром скребется бес.
Окунувшись в славословье,
в нем он видит интерес.
И готов портрет чинуши
с безразличием в глазах.
Только лесть готов он слушать,
а не правды голоса.
За бумажным биополем
захороненный прогресс.
Бюрократ опасно болен,
нужен гласности компресс.

ЦИНИК

Ты напрасно взираешь на небо,
Там инверсии след. а не дым,
И искрят оголенные нервы
От незнанья истоков беды.
А беда — в неприязни к вершинам,
В экономии слез доброты
И в традиции мерить аршином
Чью-то щедрость, крылатость мечты.
И не спрячет расчетливый юмор
Холодок твоих тлеющих глаз.
Где ты есть — там встревоженный зуммер,
Где ты есть — там кромешная мгла.

Еще встречаются страдальцы —
Сердец досталось им по два.
Одно трепещет, как у зайца,
Другое бьется, как у льва.
Героем ходит перед слабым
Наш обладатель двух сердец,
Но перед сильным позу жабы
Готов принять покорный льстец.
И сеять доброе начало
Другое сердце не велит.
При виде скорбного причала
Второе сердце не болит.
Лишь замурованная дверца
Как страж бездушного ларца.
И уживаются два сердца
В одном обличье подлеца.

Есть круг людей, живущих без отдачи.
Такие люди больше тлеют, чем горят,
Задачи прошлого решают без удачи,
О планах будущего с жаром говорят.
Их трудно вскрыть под рвения личиной,
Под плотной ширмой показного мастерства,
Но непростительна и беспричинна
Живучесть прежняя такого меньшинства.

В КОЛХОЗЕ

Нас асфальт сбросил в грязь
И машины буксуют в грязи.
Мы шагаем пешком до колхозного поля.
Мы грешим на судьбу
и дождливому небу грозим,
И стареющих мам призываем на помощь.
Наглотавшись воды,
Из земли вылезает морковь.
Под зеленой ботвой маскируется жижа.
До конца полосы
нам осталось с десяток шагов,
Но чем ближе конец, тем морковь нам все ближе.
Нам уже наплевать
На свинцовую тяжесть небес.
Нас уже не берет привередливый ветер.
Мы уже не брюзжим,
в нас вселился сознательный бес,
А строптивая лень затерялась в кювете.

ПАСХА

“Христос воскресе” и “Воистину воскресе.”
Слыхал я в детстве странные слова,
И мне казалось, где-то в поднебесье
Сверкает в нимбе чья-то голова.
А на земле — подкрашенные яйца,
И в каждом доме дразнят куличи.
Их носят ночью в церковь освящаться
Под тусклый свет лампады и свечи.
Поток людей зовется Крестным ходом,
Сверкают счастьем детские глаза.
Сдаются свечи лучикам восхода,
Ложатся спать хмельные голоса.
Но хрупок сон, когда приходит Пасха —
Церковный праздник в зареве цветов.
Катают яйца дети без опаски,
Крещеный люд отходит от постов.
“Христос Вокресе” и “Воистину воскресе.”
Слыхал я в детстве странные слова,
И мне казалось, где-то в поднебесье
Сверкает в нимбе чья-то голова.

РЕСТОРАН НА ВОЛГЕ

Мы сидим в ресторанном дыму,
Нас качают уставшие волны.
Я смотрю и никак не пойму
Сытых лиц и не в меру довольных.
Все мужчины сплошные тузы.
Что ни женщина — светская дама.
Вот и этот надутый пузырь
Хороводит семейную драму.
Кто-то лепит хрустящий госзнак
На погоны гражданского долга.
Кто-то пьет заграничный коньяк
И плюет в ярославскую Волгу.
И сполна сладкой жизни вкусив,
Я ответил невежде: “Послушай,
Ведь река эта — символ Руси,
Ты плюешь в мою русскую душу”

КОТЕНОК И КРИЗИС

Котенок трется между ног и просит мяса,
А я под нос ему сую творожной массы
И разъясняю, что в стране глубокий кризис,
Что надоели мне вконец его капризы.
Я говорю ему про жизнь дворовых кошек
И все киваю на замерзшее окошко.
А он, подлиза, языком меня ласкает
И между делом все на мясо намекает.

ЭСКАЛАТОР

Эскалатор, эскалатор —
торопливая дорожка.
Он катает, не роняет
и пугает понарошку.
Украшают эскалатор
разноцветные наряды
И девчонки ловят с жаром
на себе мужские взгляды.
Деловито проплывают
уважаемые шляпы,
И базарно суетятся
разухабистые бабы.
Соблюдают интервалы
офицерские фуражки,
И подмигивают хлопцам
шаловливые мордашки.
…Озорно звенят ступеньки
нескончаемым потоком,
Провожая устремленных
к созидательным истокам.

МОЛОДОЖЕНАМ

Отдельно красивы и имя Сергей,
и имя Наташа,
Но лучше их видеть в единой строке —
Сергей и Наташа.
И первые радости вместе встречать,
смеясь в одночастье,
Женою и мужем себя величать —
великое счастье.
Чтоб ваши уста были слаще, чем мед,
и полнилась чаша.
Чтоб время хранило созвучье имен —
Сергей и Наташа.

ЕСЕНИН В БАЛТИЙСКЕ

В “Старой книге” города Балтийска
Под ухмылки местных остряков
Я назвал спасительною искрой
Скромный том есенинских стихов.
Город — крепость, гарь пороховая,
Пятачок израненной земли.
Часто в ночь сирена завывает,
И скорбят гудками корабли.
Оседлав морское побережье,
Люди счастье ищут в янтаре.
Щедрый дар балтийского безбрежья
И дымы на утренней заре.
Но не в силах это сочетанье
Ни в какой изнеженной глуши
Заслонить от горя и страданий,
Исцелить аппатию души.
Я прошел аллеей обелисков,
Слышал стон уставших берегов
И назвал спасительною искрей
Скромный том есенинских стихов.

АЛЫЙ ПАРУСНИК НАДЕЖДЫ

Раскаты грома. Небосвод
Одет в свинцовые одежды.
Нещадно бьет пучина вод
Мой алый парусник надежды.
Мещанской ереси балласт
И груз панического страха.
Звучит с амвона божий глас,
Течет рекой хмельная брага.
Трубит жестокость срочный сбор,
Стихия вырвалась на волю.
То левый борт, то правый борт
Скрывают бешеные волны.
Но верю я, придет рассвет,
Спадут свинцовые одежды,
Обнимет солнце алый цвет —

Никакая родина другая

Не вольет мне в грудь мою теплынь.

С.Есенин.
Знаете, поэту Георгию Скрипкину очень подходят стихи Есенина:

Ой ты, Русь, моя родина кроткая,

лишь к тебе я любовь берегу…

Это не потому, что Георгий Витальевич считает Есенина своим учителем, не потому, что сам родился не в столичной России, а, как и Есенин,- в сердце Руси, в Ярославле, а потому, что также любит свою Отчизну, но своей, неповторимой любовью. За ее города, поля, деревни, леса, за друзей, литературу, поэзию, за особенных русских женщин — словом, за все то, что входит в плоть и кровь, становится частью бытия: Далее…