Рябине, русской по природе,

я посвящаю этот стих.

Она любимая в народе

за несравненно алый штрих.

Её алеющие грозди

манят завидной красотой.

Она как будто ласки просит

зелёной нежною листвой.

И я иду заворожённый

под сень рябиновой красы,

под факел, деревом зажжённый,

сверять осенние часы.

Дворцово-парковый ансамбль в цветном уборе.

Дворца величие взирает на залив.

Волна надменности скрывается во взоре.

Вельможной важности читается прилив.

Он переплюнул спесью роскошь Петергофа,

позолотив окон свинцовый переплёт.

Немецким кафелем покрыл путь на Голгофу,

не ощущая, что судьба туда ведёт.

По воле времени уж нет турецкой бани,

в которой Меньщиков обхаживал Петра.

И не доносятся слова крестьянской брани

из окроплённого бесправием двора.

Но вспоминать следы бесправия не надо,

в нас просыпается лирический азарт.

Мы восхищаемся дворцом и Нижним садом

и с упоением глядим на Верхний парк.

Луна – небесная блудница,

ночная спутница Земли.

Как только солнышко садится,

так тени лунные легли.

Её игривое сиянье

руководит приливом чувств

и будит страстное желанье

с ответной жаждой – я хочу.

Она вольна и шаловлива,

любовных тайн не бережёт.

И бойтесь бурного отлива,

который лунный свет несёт.

Она захочет и пройдётся

серпом по хлынувшим страстям.

Иль полнолунием зайдётся,

ударив светом по устам.

Но чаще зорко охраняет

счастливый миг любовных пар.

И мир влюблённых понимает,

что лунный образ – божий дар.