Свадьба золотом играет.

Пару красит седина.

Только сам всевышний знает

чем любовь озарена.

Были взлёты и паденья

в их совместном бытие.

Были годы возрожденья

и уход в небытие.

Но любовь опять сцепляла

их ранимые сердца.

От разлуки исцеляла

и хранила до конца.

И теперь уже полвека

двуединая судьба.

Вот сидят два человека

с блеском счастья на губах.

На площадь Сахарова вышел,

дар речи тут же потерял.

Проклятья сыпались мне свыше

и я умом их подбирал.

По центру сморщилась фигура –

подобье лагерной нужды.

Сквозила дрожь в её фактуре

от незаконченной беды.

Читалось рабское смиренье

в согбенном виде старика.

И ни частички вдохновенья

в глазах и связанных руках.

Но не был Сахаров смиренным

без озарения в глазах.

Он был решительно бесценным

в своих поступках и словах.

Так неужели сохранится

подобье рабской срамоты.

Хочу, чтоб в Северной столице

борцом за правду ожил ты.

Весенний дождь съедает снег,

смывает грязь с уставших улиц.

Ручьи настроились на бег,

в речушки вскрытые нырнули.

Речушки полнятся водой

и разливаются по пойме.

Грозят окрестностям бедой

из водной глади многослойной.

Стихия созданных озёр

не знает меры насыщенья.

Несётся вниз наперекор

природной сути всепрощенья.

И, восхитившись светом дня,

берёт терпение на пробу.

А начиналось всё с дождя,

что пробудил весенний ропот.