Зима явилась будто бы случайно.
Ноябрьский день трусливо отступал.
А снегопад, как опытный дизайнер,
холодным пухом землю расписал.

Накрылось поле белым покрывалом,
хвалились ивы снежной бахромой.
И даже ночь без лунного причала
связала речку с матушкой-зимой.

Приободрилось белое затишье,
стреляли избы дымом в облака.
А пепел жег заснеженные крыши,
но борозда была неглубока.

Ах, милый дом, российская деревня.
Тебя давно никто не украшал.
И вот теперь садовые деревья
закутал снег в божественную шаль.

Сменили взор припудренные избы.
Притих камыш у снежного пруда.
И светлый луч сквозь облачную призму
искал тропинку прежнюю туда.

Кричит душа, куда-то рвется,
а я не в силах обуздать.
И в сердце гулом отдается
совсем не божья благодать.

И я с тоской кусаю локти,
боюсь в агонии пропасть.
А Пушкин смотрит исподлобья
на мной написанную страсть.

И я безжалостно сминаю
строкою пачканный дневник.
Писать по новой начинаю
сюжет не знавших света книг.

Писать безропотно придется,
успеть бы вовремя издать.
Кричит душа, куда-то рвется,
ее не в силах обуздать.

Зазывает снегом заоконье,
а в камине теплится огонь.
Я стараюсь думать об исконном,
о проблемах думать не резон.

Но сгорают скомканные мысли
на конце дрожащего огня.
Жить без нежной рифмы я не мыслю,
а она уходит от меня.

Слуги колонтитулов и штампов
в душу мне пытаются плевать.
Полчища придирчивых сатрапов
вынуждают с ними воевать.

И тогда на вид со снежным полем
я сменил каминное тепло.
Рифму, что печалилась на воле,
с нежностью занес под свой полог.