Коляски розовые, синие, зеленые,
И в каждой будущее Родины сопит.
Они пока что озорные, несмышленые,
Но очень многое им завтра предстоит.

Ну как же радует беременность Отечества
И материнские счастливые глаза.
Я сочетаю это с жизненною вечностью
И не позволю надавить на тормоза.

И пусть российская глубинка оглашается
Неумолкающим ребячьим озорством.
И ничего, что детям многое прощается,
Им не простится даже малое потом.

Иду по парку с раскрасавицей Надеждой,
А сам ищу следы Великой Катерины.
Но мельтешат вокруг цивильные одежды
Без пышной юбки и знакомой пелерины.

Из флейты льется откровенье жаворонка,
Маэстро Глинка заставляет оглянуться.
Сидит на лавочке курносая девчонка,
Сидит и слушает, не смея шевельнуться.

А рядом пенятся цветущие сирени,
И воздух жалует волшебным ароматом.
Барокко русское известного Растрелли
Не отражает никакого компромата.

Лишь золоченых куполов златые тени
Нас укрывают от назойливого солнца.
И день субботний, как святое воскресенье,
Надежду дарит из счастливого оконца.

Вот и лето на пороге,
отцветает май.
Кто придумал эти сроки,
что за разгильдяй?

Нам с красавицей
весною веселее жить.
Все игривое, цветное
нелегко забыть.

Нелегко забыть закаты,
трели соловья.
Неужели нет возврата
в ночь, где ты и я?

Неужель под звездным небом
будет не весна?
Летом нет весенней неги,
но поет луна.