»Проза «

Жил наш Борис, поживал, да добра наживал со своей женушкой Галиной Борисовной. Была Галина Борисовна дородной хохлушкой с совсем незамысловатыми потребностями. Самым главным для нее была семья и все, что вкладывалось в это понятие. Борис тоже особыми изысками не отличался, был худосочным и непривередливым муженьком. Обзаведясь ранней лысиной, на особое расположение женщин он не рассчитывал. Да и до женщины ли пашущему с утра до вечера человеку. Будешь тут пахать, если два рта в лице сына и дочери постоянно ждали его, не скрывая своего аппетита.
Так бы и жили Смирновы в мире и согласии, но напился как-то раз Борис до потери памяти. И вернулась ему эта самая память только на следующее утро в квартире доселе незнакомой женщины. Ощупав взглядом свое голое тело, Борис посмотрел по сторонам, а заметив бутылку пива, дрожащей рукой схватил ее и на одном дыхании опустошил. По телу разлилась прохладная приятность, и снова захотелось жить. Захотеться-то захотелось, но прежде нужно было определиться со своим местонахождением. Борис встал с дивана, накинул приготовленный заботливой рукой халат и направился на кухню, откуда доносились какие-то звуки, и потягивало чем-то жареным. На кухне он застал худощавую женщину, суетившуюся возле плиты.
– С добрым утром, Борис, — поздоровалась она с ним.
— С добрым утром, — пробурчал в ответ Борис, — как это я здесь оказался?
— Все очень просто, — улыбнулась женщина, — вы вчера выпили лишнего и прикорнули на дворовой скамейке. Я побоялась, что вы замерзнете, поэтому перетащила вас к себе. Хорошо, что сосед помог мне в этом.
— А как зовут-то Вас, спасительница?
— А зовут меня Катериной, — представилась женщина.
— А почему я оказался голым на вашем диване, — опять спросил Борис.
— А потому, что вы сильно запачкались, и я постирала Ваше белье.
— Что, и куртку выстирали, — с удивлением спросил Борис.
— И куртку выстирала, — подтвердила Катерина, — а давайте лучше позавтракаем, а то остынет все.
Она усадила Бориса за кухонный стол и предусмотрительно выставила на стол бутылку беленькой. Увидев бутылку, Борис заглотнул внушительную слюну и потянулся к ней, но Катерина опередила его и сама наполнила два граненых стакана.
— Борис, давайте выпьем за знакомство, — предложила она.
Борис в одно мгновение опрокинул стакан и без особого желания приступил к закуске.
А на столе были соленые огурцы и квашеная капуста, салат «Мимоза» и балычок. В общем, ешь – не хочу.
— Как это не хочу, очень даже хочу, — промелькнуло в голове у Бориса. И, несмотря на похмелье, он за столом хорошо потрудился. Допив и Катеринин стакан, Борис поклевал салату, но закружившаяся голова чуть не уронила его со стула. Катерина помогла ему добраться до дивана и прилегла рядом с ним. Пока он спал, Катерина внимательно обследовала его тело. Давненько она не видела в своей кровати голого мужика. В целом он ей понравился, и только Борисова грудь показалась ей немного хиловатой.
– Какой-никакой, а все мужичок, — подумала она.
Проснулся Борис уже под вечер. Увидев рядом Катерину, он попробовал ее обнять, но какая-то сила так и удержала руку на весу.
— Извини, Катерина, но мне пора домой, а то загулялся я что-то, — извинился Борис и постарался поскорей освободить диван.
Катерина не стала его удерживать, она, молча, передала ему высохшую одежду и потянулась на кухню. Уже перед самым уходом, Катерина спросила Бориса:
— А ты еще придешь ко мне?
— Конечно, приду, — с уверенностью пообещал Борис и поспешил покинуть уютное Катеринино гнездышко.
Выйдя на улицу, Борис подумал про себя:
— Вряд ли я еще раз приду сюда.
Дома, конечно, состоялся неприятный разговор с женой Галиной. Перемежая русские и украинские слова, Галина обрушила на его голову увесистую тираду.
— Слава богу, что под рукой не оказалось сковородки, — подумал Борис, прикрыв на всякий случай свою лысину.
Но до сковородки дело не дошло, и Галина, выпустив пар, уже спокойней предложила Борису попробовать приготовленный ею борщ.
Чтобы сгладить свою вину перед женой, Борис готов был съесть не только борщ, но и протолкнуть в пересохшее горло тушеную картошку с мясом, запив ее кваском.
— Все-таки, какая хорошая кухарка, моя женушка, — подумал он, а вслух старательно нахваливал приготовленные ею блюда.
И эти нахваливания сыграли свою положительную роль. Сердце Галины оттаяло, она прижала непутевую голову Бориса к своей увесистой груди и произнесла:
— Боря, ты больше не будешь меня огорчать?
Тепло женской груди ударило ему в голову, и он поспешно произнес:
— Конечно, не буду. Ну, поднабрался с друзьями, с кем не бывает.
— Да уж пусть лучше с кем-нибудь будет, но не с тобой.
— Ну, хорошо, сказал же, что больше не повториться, — буркнул Борис.
На этом их первое выяснение отношений и закончилось.
Долго Борис удерживал свое желание побывать у Катерины, но через месяц не выдержал и нарисовался возле ее двери. Среагировав на звонок, Катерина открыла входную дверь и, увидев Бориса, не смогла сдержать своей радости. Ее глаза так и брызгали флюидами возбуждения, и это возбуждение в тот же миг перекинулось на Бориса. Обняв Катерину, Борис присосался к ней своими губами, отчего ноги женщины подкосились, и она повисла на Борисовых руках. А дальше все было по-взрослому, поэтому пересказывать свершившееся не имеет никакого смысла. Во-первых, потому, что читатель и без описания может обо всем догадаться, а, во-вторых, для того, чтобы не слишком его возбуждать.
Потом был ужин при свечах, которые предусмотрительно приготовила Катерина. На ночлег в этот раз Борис не остался, но зато оставил Катерине незабываемое впечатление от своего визита.
И такие встречи стали происходить все чаще и чаще. Галинино сердце, конечно, чувствовало что-то неладное, но делать какие-то резкие движения она никак не решалась.
Так и жил Борис, как у Христа за пазухой и на четырех грудях сразу.
А с наступлением лета, Катерина пригласила его в Египет. Борис не сразу принял ее предложение. Его внутреннее «я» некоторое время сопротивлялось внешнему желанию, особенно, при виде Галины. Но соблазн был слишком велик, и Борис сдался. Наговорив Галине кучу приятностей, он сообщил ей о своей командировке.
— А что это тебя в командировку-то посылают, — спросила она, — ты же раньше никуда не уезжал.
— Раньше не уезжал, а теперь посылают, — с некоторым раздражением ответил он.
— И надолго тебя посылают?
— Да на две недели всего.
— Ничего себе, всего, — возмутилась Галина, — целых две недели он называет «всего».
— Ну, вот так получилось, кроме меня некому туда поехать.
— А куда это туда, — заглянув ему в глаза, задала новый вопрос Галина.
— Да, в Среднюю Азию, была бы она неладна, — на ходу придумал Борис, — не могут чурки без нас запустить новое оборудование. Им, видите ли, наставников подавай.
Ну, дает Борис, врет, как из рога изобилия и не краснеет.
И чем убедительнее говорил Борис, тем доверчивей становилась Галина. В конце концов, она собрала Бориса в командировку, и тот отчалил в южные края.
Две недели Борис с Катериной любовались красотами Египта, коптили свои тела под палящим солнцем и омывались в теплых водах южного моря. Какая же это благодать. С уверенностью могу предположить, что через такой отдых прошла большая часть читателей, поэтому на деталях останавливаться не буду.
Возвращение блудного мужа было встречено с нескрываемым подозрением и некоторой настороженностью.
— Глянь-ка, Света, каким загорелым из командировки возвратился твой отец, — позвала Галина дочку.
Светлана вышла в прихожую и обомлела:
— Папка, а где это ты так загорел?
— Как где, в Средней Азии, — бодренько ответил Борис.
— А что это ты там, только и делал, что загорал, — с издевкой спросила Галина.
— Почему, только загорал, я и работал …. много работал, — менее уверенно произнес Борис.
— Посмотрите на этого работничка, даже загорелая лысина говорит о том, что ты очень перетрудился, — еще с большей издевкой произнесла Галина.
— Ты бы лучше позволила мне переодеться, а потом и задавала вопросы.
— Ах, тебе еще надо переодеться. Может быть, ты и от жратвы не откажешься?
— И не откажусь, — поднапрягшись, произнес Борис.
— Мама, ну дай же папе переодеться, — вклинилась в разговор Света.
— Да уж пусть идет переодеваться, — разрешила Галина и прижалась к стенке, дабы пропустить Бориса.
Протискиваясь между стенкой и Галиной, Борис не мог ни коснуться ее шикарной груди. И это касание хоть на малую долю сняло Галинину подозрительность, но только на малую долю.
Привезенные Борисом подарки тоже сделали свое миротворческое дело. Галина тут же примерила подаренный ей цветастый халат, а Света восхитилась соломенной шляпой, купленной для нее.
По старой русской традиции подарки требовали обмытия, что они и сделали. А обмытие имеет приятную особенность сглаживать недопонимание и сближать конфликтующие стороны. В общем, на этом конфликт был исчерпан, да и конфликт ли это был. Правда, в постели Галина самым тщательным образом исследовала загорелое тело Бориса и угомонилась только после получения очередной порции ласк.
Через несколько дней Борис принес с работы грамоту, в которой черным по белому было написано следующее:
— Настоящей грамотой награждается Смирнов Борис Федорович за профессиональную помощь нашим киргизским партнерам в наладке оборудования и обучении персонала.
Ну, естественно, подпись и печать.
Эта грамота расставила все точки над «и», но многоточия продолжали копошиться в Галинином сознании.
Сердцем она чувствовала какой-то подвох, но разумом постоянно пыталась затушить тлеющие угли сомнения.
А Борис, раз вкусив вседозволенности, продолжал встречаться с Катериной, которая готова была мириться с его двойной жизнью, так как одиночество не делало ее счастливей.
В конечном итоге Галина тоже смирилась с неадекватным поведением Бориса и с его редкими командировками в Среднюю Азию.
А, может быть, просто приняла это за закономерную неизбежность, как принимает ее немалое число российских женщин.
Ничего не поделать, такова жизнь. И она нередко диктует свои непредсказуемые правила, от которых, порой, невозможно отказаться, ибо каждый отказ может привести к необратимым последствиям. А надо ли это нам?

Появление на свет
Что было в утробе матери будущий мужчина, конечно, не помнил. Зато, появившись на свет, он, вволю накричавшись, стал внимательно наблюдать за всем происходящим. Его карие глазки так и зыркали по сторонам, и если на особях мужского пола взгляд долго не задерживался, то представительниц женской половины человечества прожигал насквозь. От прожигающего взгляда даже видавшая виды акушерка чуть не выронила его из рук. Но, в конце концов, все обошлось благополучно, и счастливые родители довезли малыша до дома. На радостях был накрыт праздничный стол, за которым нарекли малыша Вениамином, в честь сидевшего за столом дедушки. Прослезившийся дедушка произнес первый тост: — Ну что ж, давайте выпьем за внука моего Веньку, вижу, шустрым будет мальчонка. Присутствующие с удовольствием выпили, а некоторые из них так и рвались высказать здравицу в честь народившегося. – Пусть растет умненьким и послушненьким, — верещали одни. – Пусть будет здоровым и фартовым, — басили другие. – За Веньку-мальца, — заплетающимися языками предлагали третьи. Шум праздничного застолья теребил окрестности до самой поздней ночи. Прошло много лет. Вроде бы сбылись пожелания большинства гостей церемонии спрыскивания Венькиного рождения. Вырос он крепким и симпатичным ухажером, да и башковитостью отличался от своих сверстников. Жил себе Венька, не тужил, безоглядно влюблялся, в меру грешил и на старости лет решил рассказать свою историю одному из друзей.
Истоки любви
Как и у большинства пацанов, была у Веньки в школе первая любовь. Звали его любовь Веркой. Ее длинные русые волосы были ровно разделены на две тугих косички, кончики которых щекотали при ходьбе упитанный Веркин зад. Ох, и заводили же те две косички Веньку. Точнее не сами косички, а их кончики. Он так завидовал этим самым кончикам, что при виде их его руки не находили себе места. Но до поры до времени Венька сдерживал свое желание и только иногда подергивал за косы упитанную Верку. Кстати, было видно, что его подергивания не вызывали у Верки какой-либо отрицательной реакции. – Перестань заигрывать, — смеясь, кричала Верка. – А я и не заигрываю, — игриво отвечал Венька. На других девчонок в ту пору Венька даже не заглядывался, но поехав в первый раз в пионерский лагерь, без ума влюбился в пионервожатую. Дети звали ее Еленой Ивановной, но на отчество она явно не тянула. Пионервожатой Лена подрабатывала после второго курса педагогического института. Не только девичья красота пленила Веньку. Такой ладной фигуры с гибкой талией и упругой грудью не было ни у кого в ближайшем Венькином окружении. А упругость груди Венька в полной мере прочувствовал во время фотографирования отряда, которым руководила Елена Ивановна. Когда длинноносый фотограф попросил детей выстроиться перед объективом, Венька тут же пристроился рядом с вожатой. А когда фотограф посоветовал отрядовцам стать плотнее, Елена Ивановна одной рукой обняла за плечи рядом стоявшего Веньку, а другой девчонку, председателя отряда. И вот тут-то своей непутевой головой Венька и почувствовал упругость груди Елены Ивановны. От этой самой упругости его голова закружилась, и он поплыл так, что на фотографии получился с открытым ртом и закатившимися глазами. Если бы не рука Елены Ивановны, завалился бы Венька к ее стройным ногам. Весь срок пребывания в лагере Венька старался быть рядом с вожатой, но его любовь так и осталась безответной. По приезде домой Венька внимательней присмотрелся к Верке. А так как у той впереди ничего не просматривалось, стал все чаще перекидывать свой взгляд на девчонок постарше. Однажды этот взгляд так тронул шестиклассницу Катьку, что та не выдержала и очень краткой фразой послала Веньку куда подальше. Но Венька был не из тех сопляков, что отступают после первой неудачи. Он продолжал прожигать взглядом Катькины прелести до тех пор, пока та не сдалась. – Ну что ты на меня все время зыркаешь? — сердито заявила она. – Ничего я не зыркаю, — покраснев, ответил Венька. – Как же не зыркаешь, если я постоянно ловлю твой одуревший взгляд, — уже мягче сказала Катька. – И ничего не одуревший, — заупрямился Венька, — может быть, ты мне нравишься. Катька с улыбкой посмотрела на Веньку и с издевкой произнесла: — Ой, держите меня, жених выискался. При этом она положила левую руку на свою выпирающую грудь. Уж лучше бы она этого не делала. Одурманенный таким жестом, Венька бросился к Катьке и, уткнувшись в эту самую грудь, запричитал: — А может быть, я тебя люблю, а может быть, я тебя люблю. Первым Катькиным желанием было оттолкнуть Веньку, но его жалостливый тон ее так растрогал, что она еще крепче прижала Венькину голову к своей груди. Так и стояли они несколько мгновений, пока Катька ни опомнилась и со словами «ну хватит, Венька», высвободилась из его объятий. Ополоумевший Венька со всех ног бросился прочь и не заметил, как Катька мило улыбнулась ему вслед. Прибежав домой, Венька плюхнулся на диван и, уткнувшись в подушку, по-щенячьи заскулил. Неописуемая обида сковала его дрожащее тело. С этого дня Венька решил мстить всем девчонкам на свете. И первой, кому захотел отомстить Венька, была, конечно, Катька. Долго он думал о способе мести и, наконец, остановился на том, что будет ходить мимо Катьки, будто ее и не существует вовсе. Такие хождения Катьке совсем не понравились и, потерпев пару дней, она первой подошла к Веньке: — А ты чего это проходишь мимо, словно я пустое место? Не поворачивая головы, Венька выпалил: — А ты для меня и есть пустое место. Услышав такое, Катька не на шутку рассердилась: — Я пустое место?! Да ты сам-то……, сам-то место….. никакое. Совсем недавно в любви мне признавался, а теперь….. – Да, — перебил ее Венька, — признавался, ну так что из этого. – А то из этого, что я, может быть, и поверила, — потупив глаза, произнесла Катька. На этом месте Венька впервые посмотрел Катьке в глаза и, убедившись в ее искренности, сменил гнев на милость: — Да ладно, Катька. Ты, в общем-то, даже ничего. – Не ничего, а очень даже симпатичная, — уточнила Катька. – Ну, симпатичная, — пробубнил Венька и невольно улыбнулся. Катька улыбнулась ему в ответ. С той поры окружающие частенько видели их вместе. И пусть росточком он был меньше Катьки, но, идя рядом с ней, картинно задирал свой нос и всеми фибрами души чувствовал, как сверстники ему завидуют. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Через два года Катька поступила в колледж и надолго выпала из Венькиного поля зрения. А, как вы знаете, свято место пусто не бывает. И вскоре Венька присмотрел себе новую пассию. Правда, тогда он и не предполагал, что какую-то девчонку можно называть таким взрослым словом. Ему так понравились голубые глаза Гальки из параллельного класса, что он даже не обратил внимания на кривизну ее ног. Конечно, в любви к ней Венька не признавался, но смотрел на нее подобострастней кота, заглядывающегося на колбасу. Такой взгляд Гальке поначалу не понравился, но несколько подаренных конфет сделали свое дело, и Венька получил доступ к голубоглазке. Они стали чаще встречаться и даже ходить в кинотеатр на дневные сеансы. Как правило, Венька покупал билеты на последний ряд, запасался кулечком семечек и приглашал польщенную Гальку. А на последнем ряду разве можно было усидеть спокойно. Шаловливые Венькины ручонки так и тянулись к Галькиному телу. Поначалу Галька сильно сопротивлялась, но разве устоишь перед таким натиском. Кулек с семечками так и оставался не открытым, зато Галькино тело было самым серьезным образом исследовано вдоль и поперек. А еще эти страстные поцелуи, от которых губы целующихся разбухали до безобразия. Я уже не говорю о головах, которые кружились в течение всего сеанса. После такого просмотра в этих головах вряд ли что оставалось. Может быть, только название фильма, да имена некоторых героев. Поздними вечерами Венька не раз пытался зажать Гальку в каком-нибудь углу. Его так и распирало от сладостного перевозбуждения, но до половой близости у них так и не дошло. Всякий раз Галька шлепала его по щеке и убегала домой. И тогда Веньке казалось, что их отношениям пришел конец, но они снова встречались, и все повторялось, как и в прошлый раз.
Спрос на настоящих мужиков
А тут подоспела повестка в военкомат, и загремел наш Венька в десантные войска, так как обладал недюжинным здоровьем. Ох, и трудна служба в десантуре, зато именно в армии Венька впервые почувствовал себя настоящим мужиком. А с настоящих мужиков и спрос особый. В отличие от занятий в школе, на которых он только в полуха слушал своего преподавателя, к занятиям по парашютной подготовке относился очень ответственно, за что неоднократно получал благодарности от своего взводного. Но вы не подумайте, что спрос ограничивался исключительно парашютной подготовкой. Спрос на настоящих мужиков будоражил в городе и девичью среду. Да еще какой спрос. Девчонки толпами бегали за здоровенными молодцами в облегающих грудь гимнастерках. На этой почве у десантников неоднократно возникали конфликтные ситуации с местными пацанами, из которых они почти всегда выходили с честью. А, как вы знаете, победителей не судят, а безоговорочно отдаются им. И первой Венькиной жертвой стала Тоська, дочь одного из местных прапорщиков. Никакие угрызения совести Тоську не ограничивали. Именно поэтому уже на первом свидании Венька потерял свою цельность. Я не буду пересказывать все детали происшедшего, но кайф он тогда получил полный, хотя и очень быстрый. Тоська даже обиделась. Но эта обида только раззадорила Тоську, и она, без особого афиширования, решила обучить Веньку половому искусству. А вы же, конечно, представляете, что может сделать женщина с ее незаурядной хитростью и сноровкой. Итак, под чутким Тоськиным руководством, Венька научился сдерживать свой неугомонный оргазм. Их половое общение превратилось в более чувственный и страстный процесс. И тут, Венька почувствовал себя ну, если не королем секса, то настоящим половым разбойником. Поднадоевшей Тоськи ему стало мало, и он переключил свое внимание на других женских особей. Только теперь уже он диктовал условия, держа процесс совокупления в своих руках. Тоську он, конечно, тоже не забывал, но встречался с ней нечасто и непродолжительно. Только секс и ничего больше. За время службы через его руки прошел не один десяток красивых и не очень красивых девушек. Были тут и совсем молоденькие хохотушки, и налившиеся соками разведенки. И каждую из них Венька удовлетворял без каких-либо послаблений. Уж удовлетворять, так удовлетворять. И вряд ли хоть одна из них торопилась забыть неукротимую Венькину близость. Женщины тем и отличаются от мужиков, что умеют прощать и долго помнить в основном хорошее. Только вы не подумайте, что за свой разгул Веньке не доставалось. Доставалось, да еще и как. За годы службы он неоднократно сидел на губе, вызывался на заседание комсомольского бюро и был бит объединившимися соперниками. Но никакие напасти не могли заставить Веньку не любить женщин. Вот таким он был любвеобильным. Выйдя на гражданку, Венька убедился в том, что спрос на настоящих мужиков не иссякает и там. Несколько месяцев он упивался гражданской жизнью, иногда упивался так, что на следующее утро не мог понять, где же он проснулся или, а с кем же он сегодня спал. Но такие случаи были нечастными. Чаще же Венька помнил и место ночлега, и объект совокупления. Из всех проходных женщин ему запомнилась, пожалуй, только Анфиса. Запомнилась она ему, прежде всего, своей ухоженностью. Глядя на таких женщин, мужчина обычно не торопится оторвать от нее своего взгляда. А какую страсть излучали все ее повадки. Сексуальным было даже то, как она подносила сигарету ко рту. Именно это движение притянуло Венькин взгляд и вызвало извержение слюны. Он подошел к ее столику и объявил о желании познакомиться. Правда, в этот раз Венька получил от нее только строгий взгляд, да неуловимый жест невнимания. Но Венька не был половым разбойником, если бы сдался с первой попытки. На следующий день он опять приперся в тот самый ресторан, и теперь Анфиса позволила ему присесть рядом. Завязалась непринужденная беседа ни о чем, и только один раз Анфиса подняла свою бровь, услышав о том, что Венька служил в десанте. Не знаю, какие мысли крутились в этот момент у нее в голове, но смею предположить: — Да, десантника в моей биографии еще не было. Наверное, именно этот факт Венькиной биографии стал последней точкой в ее сопротивлении. Хотя нет, она еще очень артистично сопротивлялась ему в постели. И это сопротивление Веньку так завело, что возгласы восторга и наслаждения вырывались из уст Анфисы до самого утра. Но не все коту масленица, пора и честь знать. Поблуждав по закоулкам разгульной жизни, Венька взялся за ум и устроился работать на камвольную фабрику. А на этой фабрике, как вы понимаете, работают, в основном, женщины. То есть, запустили козла в огород. Хотя, устраиваясь на фабрику, Венька, точнее Вениамин, совсем не думал о распутной жизни. Напротив, устроившись на нее, Вениамин сделал предложение Анфисе. Ему тогда показалось, что он уже созрел для семейной жизни, и считал Анфису подходящей для этого парой. Но, к сожалению, Анфиса так не считала. Она четко дала ему понять, что семейный аркан – это не для нее. Такой отказ стал серьезным поводом для возвращения к половым подвигам. И такие подвиги начались. Камвольная фабрика визжала от Вениаминовых проказ, точнее визжали ее сотрудницы. Кстати, они не столько визжали, сколько восхищались его сексуальными способностями. Многие из них так и вешались ему на шею, но Вениамин с годами стал очень разборчивым. Не каждая удосуживалась его внимания. Из-за этого на фабрике то и дело возникали конфликты с участием неудовлетворенных им женщин. Даже всесильный партком не мог повлиять на безнравственное поведение Вениамина. Да и как тут повлияешь, если женщины сами виноваты. А работником Вениамин был безотказным и исполнительным. Однажды, гуляя в парке, заприметил Вениамин белобрысого пацана, пытавшегося стянуть у зазевавшейся женщины кошелек. Поймав проходимца, он не повел пацана в милицию, а проводил до квартиры и передал его с рук на руке его мамаше. Та искренне поблагодарила Вениамина и хотела уже при нем наказать сына, но тот вступился за мальчонку. Так Вениамин познакомился с Колькой и его мамой, которую звали Светланой Павловной. На следующий день Вениамин опять появился в квартире Светланы Павловны, но уже с бутылочкой вина и небольшим тортиком. Светлана Павловна быстро накрыла на стол, и они втроем принялись трапезничать. За бокалом вина Вениамин и узнал, что Светлана Павловна работала медсестрой в районной больнице. На сынишку у нее времени не хватало, и тот рос под влиянием улицы. Колькин отец бросил их, когда тому исполнилось три года. С той поры Колька и перешел в разряд безотцовщины. Сидя за столом, Колька внимательно слушал рассказ матери, не забывая за обе щеки уплетать понравившийся ему торт, запивая его газировкой. Вениамин сам не мог понять, чем Светлана Павловна смогла притянуть его к себе. То ли в этом виноват был Колька, к которому он прикипел душой. То ли душевность самой Светланы Павловны заворожила Вениамина. Но суть не в этом. С той поры Вениамин и Светлана стали встречаться каждый день, и, в конце концов, зарегистрировались в ЗАГСе. Пышной свадьбы они не играли, но для своих близких накрыли шикарный стол. А через год у них родилась девочка, и Вениамин предложил назвать ее Анфисой. Так закончилась разгульная жизнь нашего полового разбойника, и началась жизнь человека, нашедшего свою любовь. Но это уже другая история.

В свои пятьдесят лет Елене Ивановне очень хотелось стать бабушкой. Ее единственная дочь уже два года, как вышла замуж, но с ребенком у молодых что-то не получалось. Напрасно Елена Ивановна склоняла дочь с зятем на обследование. Они, конечно, обещали, но попыток не делали.
И вдруг дочь Елены Ивановны сообщила ей весть о втором месяце беременности. Радости Елены Ивановны не было конца. Она уже представляла себя счастливой бабушкой с младенцем на руках. Чтобы не накликать неприятности, она не рассказала об этой новости никому из знакомых.
Дочь Елены Ивановны, Александра, тоже была рада результатам обследования, и, первое время, делила эту радость вместе со своим мужем. Но с мужа радостная волна сошла очень быстро, по вечерам он весь погружался в компьютерные игры и выныривал из них далеко за полночь.
Что только не предпринимала Александра, чтобы отвлечь мужа от компьютера. Она пробовала излить на него всю свою нежность, уйти к подруге, принять позу обиженного ребенка, но притяжение компьютера было намного сильнее. Даже отрываясь от него и попадая в объятия Александры, муж делал такое постное выражение лица, что уж лучше бы оно было обращено к компьютеру.
Но за компьютером постное лицо быстро преображалось, в глазах разгорался бесовской огонь, и руки с невероятной скоростью начинали барабанить по клавиатуре.
От такого невнимания настроение у Александры падало до нуля, и печаль застилала глаза неизбежной слезливостью, которой муж совсем не замечал.
По ночам Александра нередко просыпалась от прикосновения к ней холодного мужниного зада и долго не могла заснуть. Как не хватало ей в такие моменты простого человеческого внимания и ответной нежности. Подступающий к горлу ком душил ее самолюбие и вынуждал думать о неизбежно плохом:
— А, может быть, он меня разлюбил? А, может быть, у него появилась другая?
И таких «может быть» приходило на ум очень и очень много. Нередко мокрая от слез подушка выдавала ее бессонницу, а ведь после бессонной ночи ей приходилось по двенадцать часов выстаивать в торговом зале модного бутика, обслуживая капризных модниц.
Беспардонная усталость наваливалась на Александру все чаще и чаще. Жизнерадостная еще вчера, сегодня она превратилась в бледную, обделенную счастьем женщину.
Коллеги по работе сразу заметили эту неприятную перемену, но заигравшийся муж этого не замечал. Только когда Александре стало совсем плохо, он оторвался от компьютера и вызвал скорую помощь.
В клинике, куда привезли Александру, ей остановили кровотечение и сделали УЗИ. Лечащий врач попытался успокоить взволнованных родственников, но Елена Ивановна уехала из клиники в полном расстройстве. Что-что, а сердце матери нелегко обмануть, а сердце изначально почувствовало неладное.
На следующий день кровотечение возобновилось, и боль внизу живота Александры усилилась. Медсестры напичкали ее лекарствами и сделали болезненный укол. И такие процедуры Александре пришлось переносить целую неделю, но положительного результата это не принесло.
Заключение врачей было категоричным и нелицеприятным – операция по выемке остатков плода неизбежна.
В эту ночь две женщины пролили столько слез, что ими можно было окропить не одно человеческое горе.
Целых две недели Александра отходила от операции, находясь на больничном, из которых только два дня муж выражал ей хоть какое-то внимание. А потом опять компьютер с препротивным шлепаньем по клавишам и нервозными воплями.
И хотя врачи успокоили Александру убедительным утверждением о возможной беременности, глядя на мужнину спину, она стала в этом сомневаться.
А как хочется долгожданного ребенка двум женщинам со слезливыми глазами.