»Проза «

Жил себе Петр в своем Запедрищевске и горя не знал, но сманил его черт с насиженного места. Точнее, не черт, а приехавший к соседу Алехе дальний родственник. Внешний вид родственника особого доверия не вызывал в силу одутловатости его лица. И одутловатость эта была не следствием какой-либо болезни или витаминной насыщенности, а по причине вчерашнего злоупотребления спиртосодержащим.
Этот вид заставил Петра немного насторожиться, но задушевная речь родственника, да за бутылкой не какой-нибудь местной косорыловки, а настоящего шотландского виски, произвела на Петра неизгладимое впечатление, и он как-то сразу расслабился. Нет, расслабился он, конечно, не сразу, а только после третьей порции.
Скажу по секрету, что в настоящности виски я бы посомневался, но при сем не присутствовал и за руку не ловил.
Итак, за столом сидела уже подвыпившая троица и рассуждала о превратностях судьбы.
— Да, — гундосил Алеха, — завидую я тебе, Михаил. Живешь ты в столице, как у Христа за пазухой.
— Не просто в столице, а в северной столице, — поправил его Михаил.
— Да один хер, все равно столица, — пробубнил Алеха, — лучше расскажи-ка нам, а чем ты занимаешься в этой самой северной.
Михаил, по праву хозяина привезенного виски, разлил по стаканам и предложил:
— А давайте сначала выпьем за красивую жизнь.
Алеха с Петром переглянулись, но перечить не стали – за красивую жизнь, так за красивую жизнь.
— Вот теперь можно и рассказать, — опустошив стакан, сказал Михаил и начал свое повествование:
— Живу я в Питере совсем неплохо, даже можно сказать, хорошо. Про таких, как я говорят, что они сыром в масле катаются. Я, можно сказать, сам себе хозяин, захотел, на работу пошел, захотел, к бабе завалился.
— Это что же за работа такая, — удивился Алеха.
— А вот раскрывать всех особенностей моей работы я тебе не обязан, — повысил голос Михаил, — это, можно сказать, производственная тайна.
— Видал, Петр, производственная тайна, — подмигнул Алеха Петру.
На что Петр мотнул своей нестриженой головой.
Михаил налил по второй, и наша троица дружно опустошила стаканы.
— Кое-что я вам, конечно, скажу, но только между нами, — продолжил разговор Михаил.
В знак согласия Алеха с Петром кивнули головами и распустили свои локаторы.
— Есть у нас в центре солидный офис, в котором мы, можно сказать, принимаем наших клиентов. Иногда, если этого требуют обстоятельства, мы сами их навещаем. Культурно с ними разговариваем и приходим к консен…- на этом слове Михаил споткнулся, — ну, в общем, к согласию. Работа не пыльная, но прибыльная.
Алеха с Петром прикрыли ранее открытые рты, немного помолчали, а затем Петр задал свой вопрос:
— И что тут секретного?
— А то и секретно, что клиентов я, можно сказать, раскрывать не могу, — разгорячился Михаил и, не дожидаясь следующего вопроса, налил по третьей.
Присутствующие выпили по третьей, немного закусили, и Алеха произнес:
— Что-то от заморского питья ни в жопе, ни в голове. Давайте-ка лучше нашенскую.
Сказав это, он достал из холодильника бутылку местной водки и поставил ее на стол.
Порция местной водки развязала мужицкие языки и ударила по темечкам. Причем, мужицкие языки не столько развязались, сколько начали заплетаться.
— Да у меня знаете, сколько клиентов, — расхрабрившись, продолжил Михаил, — не один десяток. И все отстегивают мне по полной.
— А за что это они тебе от.. отстегивают, — икая, спросил Алеха.
— А за то, что они, можно сказать, вот где у меня, — говоря это, Михаил повертел перед Алехиным носом своим кулаком.
А так, как кулак до сих пор является весомым аргументом, то Алеха с Петром поверили Михаилу на слово.
— Так что, братва, в Питере жить можно, — подытожил Михаил.
Не буду пересказывать остальных прелестей столичной жизни, о которых поведал запедрищевцам Михаил, но они произвели на них неизгладимое впечатление.
По праву хозяина Алеха разлил по стаканам и предложил:
— А давайте выпьем на посошок за то, чтоб хотелось и моглось.
Ну, кто ж от такого тоста откажется. Хором выпили и хором закусили.
После задушевной беседы Петр долго не мог уснуть. Перед его глазами вставали многоэтажные здания, в которых располагались солидные офисы. Возле этих зданий суетились солидные люди, и кучковались дорогие автомобили. А ночью ему приснилась белокурая Жази, которая манила его своими прелестями. Именно эта белокурая бестия сподвигла Петра на окончательное решение.
Утром он зашел в магазин, взял бутылку водки и завалился к Алехе.
Михаил еще нежился в видавшем виды постельном белье, а Алеха жарил на кухне картошку.
Поставив купленную бутылку на стол, Петр произнес:
— Пора водку пьянствовать, а вы еще прохлаждаетесь.
Увидев бутылку, Михаил вскочил с дивана и направился в туалет.
Через несколько минут наша троица уже закусывала первый стопарь жареной картошкой с квашеной капустой.
А под стопаря и поговорить не грех.
— Слушай, Михаил, уж больно красочно ты вчера о столичной жизни рассказывал, — начал Петр, — так и хочется ее испробовать.
Михаил сделал вид, что не расслышал данное высказывание и предложил:
— А налей-ка ты, Алеха, по второй, а то что-то в горле запершило.
Алеху на разлив долго уговаривать не пришлось, стопки в момент наполнились местной косорыловкой.
А там опять бульк, чавк; чавк, чавк.
Правда, продолжая закусывать, Петр не оставлял желания разговорить Михаила:
— Слышь, Михаил, возьми меня с собой в эту самую столицу.
— А чего это ты там забыл, — прикинувшись лузером, спросил Михаил.
— Да, ничего я там не забыл, но хочется попытать счастья, — ответил Петр.
— А что, здесь не фартит?
— Да, причем здесь фартит – не фартит, — возмутился Петр, — просто красивой жизни хочется, а здесь одна хрень.
— А ты думаешь, там для всех сахар, — продолжал упираться Михаил, — там тоже корячиться надо.
— Знаешь, корячиться я не боюсь, лишь бы было за что, — повысил голос Петр.
— Михаил, а, может, возьмешь с собой Петьку, — вступил в разговор Алеха.
— Да я бы взял, но видишь, какой он горячий. Наломает дров, а мне отвечай.
— А чего это я наломаю, — еще больше возмутился Петр.
— Будь спок, я Петьку с малых лет знаю, — поддержал его Алеха, — он не подведет.
— Ну, если ты гарантируешь, тогда возьму его с собой, — и, обращаясь к Петру, — завтра я уезжаю, так что готовься.
— Тогда за это и выпьем, — предложил Алеха, разливая содержимое бутылки.
Так начинала сбываться зародившаяся мечта одного из запедрищенцев.
Попрощавшись с друзьями, Петр пошел собираться к отъезду.

А через день он вместе с Михаилом прибыл в стольный град Санкт-Петербург.
Голова потрескивала от выпитого в дороге спиртного, но выход на площадь Восстания ошеломил Петра.
— Это ж надо, какая красотища, — подумал он и раззявил рот.
Но Михаил не дал ему налюбоваться по полной:
— Успеешь еще с Питером познакомиться, а сейчас в метро.
На метро они добрались до района, где Михаил снимал однокомнатную квартиру. Обстановка квартиры немного разочаровала Петра, но приятное возбуждение все же пересилило данное разочарование.
— И давно ты здесь живешь, — спросил он.
— Недавно, — сердито ответил Михаил, — раньше я на другой квартире жил.
— А почему переехал, — задал новый вопрос Петр.
— Много будешь знать, скоро свихнешься, — еще сердитее произнес Михаил.
От таких слов приятность стала покидать возбуждение, и на смену ей начала подселяться растерянность.
— Да, — подумал Петр, — а как красиво рассказывал.
Но вслух ничего не сказал.
Даже не предложив ему чаю, Михаил плюхнулся на диван и сказал:
— Возьми в шкафу матрац с постельным бельем и постели себе на полу. Завтра рано вставать.
Петр так и сделал, но сразу ложиться не стал. Пройдя на кухню, он вскипятил чайник, нашел початую пачку заварки и, не спеша, попил чаю.
Неугомонная растерянность все больше терроризировала его, но он пытался ее заглушить мыслями о завтрашней встрече с Михаиловым шефом. Только под утро он смог провалиться в глубокий сон, из которого его вывел Михаил:
— Вставай, храпунец, на работу пора.
Наскоро перекусив, они поехали к Михаилу на работу, но шефа на месте не оказалось.
— Ну, что, — обратился к Петру Михаил, — хочешь, по городу прошвырнись, хочешь, со мной потусуйся.
Петр ненадолго задумался, потом произнес:
— По городу я еще не готов, вот если с тобой.
— Тогда побудь здесь, а я пойду к бригадиру.
Через несколько минут Михаил вернулся и сообщил о том, что его бригада срочно выезжает на задание.
На задание, так на задание. Вместе с другими членами бригады Петр запрыгнул в микроавтобус, и машина помчалась по питерским улицам. Через тридцать минут микроавтобус остановился возле двухэтажного здания, над входной дверью которого красовался рекламный баннер. На баннере было крупно написано название компании – Похоронка и, шрифтом помельче, слоган «Все там будем». Судя по названию, компания занималась чисто похоронными услугами.
И, конечно же, Петр не знал, что похоронный бизнес до сих пор еще не поделен между конкурирующими фирмами, и за кладбищенские объекты в городе разыгралась нешуточная междоусобная война.
Одним из участников данной войны и была компания Похоронка – основной конкурент фирмы, в которой работал Михаил.
Прямой целью сегодняшнего визита в данную компанию было последнее предупреждение, после которого должен был последовать вооруженный наезд. Хозяева компании были не довольны целью данного визита, поэтому, после крикливого возмущения, пошли в рукопашную, во время которой досталось и Петру. С разбитым носом и солидным бланшем под левым глазом Петр выскочил на улицу, но микроавтобус с Михаилом и его подельниками уже уехал от офиса конкурентов.
За Петром выскочил один из сотрудников компании и, пригрозив тому пистолетом, прорычал:
— Если еще раз увижу, замочу.
Петр пригнулся и пустился что есть мочи бежать. Пробежав метро двести, он оглянулся и, убедившись, что за ним никто не бежит, сбавил темп.
Увидев забегаловку, он вошел в нее и заказал себе двести грамм водки и кружку пива. Только сочетание этих двух компонентов могло избавить Петра от захватившего его стресса.
— Ничего себе работенка, — подумал он, немного успокоившись, — на хрен мне такая работа. В это время к нему подошел какой-то забулдыга и, сев за столик, представился:
– Сергей Петрович собственной персоной.
Петр посмотрел на забулдыгу и нервно спросил:
— Чего надо?
— Я вижу у тебя неприятности, поэтому хочу поддержать, — заявил забулдыга.
— А я не нуждаюсь ни в какой поддержке, — быстро допив водку, произнес Петр.
— Это тебе только кажется, что не нуждаешься, — сказал забулдыга, — с таким синяком человек даже очень нуждается в поддержке.
Петр понял, что от домогания забулдыги просто так не избавиться, поэтому допил пиво и покинул забегаловку.
— Нет, — подумал он, выйдя на улицу, — питерская жизнь мне не по нутру. В моем Запедрищевске как-то спокойней. А тут того и гляди зашибут.
Подумав так, он поспешил на вокзал, чтобы уехать из стольного града к себе в Запедрищевск. Отъезжая от Петербурга, он навсегда выбросил из головы желание окунуться в столь привлекательную стольную жизнь.

В один из зимних дней, старенький самолет Ли-2 взлетел с базового аэродрома и взял курс на юг. Командир экипажа, капитан Лебедев, передал управление второму пилоту и ненадолго задумался. Вот уже более четырех лет он не бывал в маленьком городке Тверской области.
— Интересно, помнит ли меня чернобровая красотулька по имени Анна, — подумал он, и тут же получил утвердительный ответ, — конечно, помнит, вот я-то ее вспомнил. Хотя, если бы не полет, то вряд ли в моей памяти всплыл ее образ.
— Командир, курс 178 градусов, — вмешался в его раздумья штурман корабля, старший лейтенант Пегов.
— Есть 178, — подтвердил информацию Владимир Лебедев и, взглянув на второго пилота, взял рекомендованный курс, — а скажи-ка мне Никита, в котором часу мы будем на месте?
— Ориентировочное время выхода на аэродром посадки 18 часов 27 минут, — доложил Никита Пегов.
— Радист, а какая погода в районе посадки, — задал новый вопрос капитан Лебедев.
— Температура – 22 градуса, ветер восточный 5 метров в секунду, нижний край облачности 950 метров, возможен снег, — доложил радист, прапорщик Василий Колюжный.
— Ну, что ж, бывало и похуже, — подытожил командир.
— Командир, а после ужина куда-нибудь пойдем, — спросил второй пилот, лейтенант Юрий Чесноков.
— Кто пойдет, а кто и в гостинице отдохнет, — ответил командир, — и вообще, рано еще планы строить. Лучше следи за курсом.
А в это время в грузовой кабине строили планы борттехник, старший лейтенант Григорий Иванько и бортмеханик, прапорщик Иван Петров.
— Интересно, командир разрешит нам сегодня на танцы сходить, — задал вопрос Григорий.
— Вряд ли, — предположил Иван, — пока прилетим, да зачехлим самолет, пройдет много времени. Вот если завтра, то по настроению.
— А я бы уже сегодня развеялся, — сказал Григорий.
В этот момент в грузовую кабину вышел Никита Пегов:
— Чувствую, что уже настроились на приятный вечер.
— Хотелось бы, — подтвердил Григорий.
— Хочется, перехочется, — с ухмылкой произнес Никита, — а теперь по местам, скоро посадка.
И, действительно, самолет приступил к снижению, войдя в плотные облака. А в плотной облачности не расслабишься. Нисходящие и восходящие потоки воздуха бросали самолет, как пушинку. Штурвал так и норовил вырваться из рук командира.
А тут еще снежный заряд накрыл аэродром посадки, уменьшив посадочную видимость. Вся надежда была только на штурмана и его приборы, особенно на АРК. Именно автоматический радиокомпас четко отслеживал положение самолета относительно наземных приводов. Используя показания компаса и АРК, Никита контролировал полет самолета, давая четкие команды на изменение курса, а командир, с помощью авиагоризонта старался выдержать курс и глиссаду посадки.
Уже был пройден дальний привод, а полоса так и не просматривалась. И только над ближним приводом, то есть на удалении 1000 метров от ВПП, командир увидел освещенную огнями полосу. От напряжения у него взмок не только затылок, но и руки, крепко державшие штурвал. Такой же напряг был у экипажа до самой посадки.
И даже когда колеса шасси коснулись полосы, командира не покидало это напряжение. И только когда самолет вырулил с взлетно-посадочной полосы, вздох облегчения наполнил пилотскую кабину.
— Командир, — воскликнул второй пилот, — вы просто гений. Только с высоты шестьдесят метров мы увидели полосу, а как классно вы посадили самолет.
— Ладно, салага, хватит петь дифирамбы, — улыбнувшись, произнес командир, — лучше помоги зарулить на стоянку.
А у самого в мозгу звучала песнь победителя, песнь покорителя очередного снежного заряда.
Именно такие экстремальные моменты сплачивают экипаж вокруг надежного и опытного командира, коим является Владимир Лебедев.
И вот двигатели выключены, борттехник, бортмеханик и радист остались у самолета, а командир, штурман и правый летчик направились к КПП. Но перед их уходом борттехник спросил у командира:
— А горючего в гостиницу брать?
— Возьми литра два, — предложил командир.
Встретился экипаж уже в гостинице. Правда, на звание гостиницы двухэтажный деревянный барак явно не тянул. В комнате, куда заселили экипаж, был такой дубак, что раздеваться вовсе не хотелось. Холодный сквознячок был явным хозяином данной комнаты. Именно поэтому командир обратился к правому летчику:
— Юрий, ну-ка сходи к администраторше, побеседуй с ней.
— Хорошо, командир, будет сделано, — сказал правый летчик и вышел из комнаты.
Через несколько минут Юрий вернулся и доложил:
— Командир, администраторша обещала прислать сантехника, может он что-нибудь посоветует.
— Ну, хорошо, а сейчас сходи-ка с радистом в местное сельпо, да купи что-нибудь на ужин, а то столовая уже не работает.
Юрий с радистом ушли за продуктами, а остальные члены экипажа попытались занавесить одеялами промороженные окна.
И тут в комнате появился неказистый мужичонка в потрепанной ушанке, фуфайке, стеганых штанах и больших серых валенках. Его слезливые глаза были подернуты хмельным туманом, но держался он бодренько:
— Какие будут указания?
— А как зовут-то тебя, мил человек, — в свою очередь спросил командир.
— А зовут меня Никодимом, значится, — ответил мужичок.
— Так вот что, Никодим, нехорошо вы встречаете заслуженных летчиков, очень нехорошо.
— Дык ведь нечасто к нам, значится, заслужонные-то залетают, — выбросив хитринку из глаз, промямлил Никодим.
— А раз нечасто, то и принимать их нужно по высшему разряду, — посоветовал командир.
— Дык я бы, значиться, рад, да не все в моих силах, — закатив глаза, произнес Никодим.
— Никогда не поверю, что у такого спеца силенок не хватит, — командир шлепнул Никодима по плечу, — вон ты у нас какой орел.
Но Никодима на хвалебной мякине не проведешь. Склонив на бок ушанистую голову, он отрыгнул:
— Орел, может и орел, значится, а силенки сами по себе не приходят. Организьм тоже требует подкрепления.
— А что, если подкрепление будет, удовлетворишь наши потребности, — спросил командир.
— Да Никодим, значится, в лепешку разобьется, а дело сделает.
— А посуда-то у тебя есть, — задал новый вопрос командир.
Услышав такое, Никодим быстро залез во внутренний карман фуфайки и вытащил оттуда залапанную четвертинку:
— Она, значится, всегда при мне.
— Григорий, — обратился командир к борттехнику, — наполни-ка Никодимову емкость.
Борттехник достал из мешка канистру с воронкой и отлил из нее ровно четверть литра.
Никодим хотел уже отпить из бутылки, но командир его остановил:
— Нет уж, орел, вот сделаешь дело, тогда и заправишься.
Никодим поцеловал бутылку и убрал ее во внутренний карман фуфайки:
— Командир, а пусть со мной кто-нибудь из ребят сходит, — попросил он.
— Никита, сопроводи Никодима, ты у нас главный по навигации, — приказал командир.
— Хорошо, командир, сделаю в лучшем виде.
Никодим с Никитой ушли выполнять задание, а Григорий пробурчал:
— Вот прохиндей, дуриком прикидывается, а сам себе на уме.
— А что ты удивляешься, — вступил в разговор бортмеханик, — у нас в каждом городе такие встречаются. Этот еще по-божески, всего четвертинку выдал, а другие поллитровку норовят подсунуть.
— Да черт с ней, с четвертинкой, лишь бы дело сделал, — сказал командир.
В это время из магазина вернулись Юрий и Василий.
— Чувствую, что теплей в нашем «люксе» так и не стало, — проворчал Юрий.
— Не стало, но мы ждем, — сообщил борттехник, — тут нам обещали доставить грелок во весь рост.
— Командир, неужели мы дожили до светлого будущего, — задал вопрос Юрий.
— Пока не дожили, но надеемся дожить, — ответил командир, — чур, я беру светленькую грелку.
— А я хочу сразу две грелки взять, — поддержал командира борттехник.
— А нам-то грелки достанутся, — на полном серьезе спросил Юрий.
Но ответа он не услышал, так как дверь отворилась, и в комнату вошли Никита с Никодимом. В руках у каждого было по масляному радиатору и по одеялу.
— Принимайте источники тепла, — заявил Никита, — а мы пойдем за другими экземплярами.
Никита с Никодимом удалились, а борттехник принялся подключать доставленные радиаторы.
— Ничего себе грелки во весь рост, — расстроился Юрий.
— А ты раскатал губенку-то, во весь рост ему подавай, — хихикнул Григорий.
— Ты, Юра, лучше сервировкой стола займись, — посоветовал командир.
Расстроенный Юрий стал выкладывать на стол купленные продукты. К ним относились соленая капуста и маринованные огурчики, вареная колбаса и колбасный сыр, черный хлеб и пачка сухарей, а также две бутылки минералки для запивона.
Бортмеханик потянулся к сухарям, но командир шлепнул его по руке:
— Не суетись, Василий. Вот управимся с делами и сядем ужинать.
— А мы уже все принесли, — сообщил вошедший Никита.
И, действительно, они с Никодимом принесли еще по одному радиатору и одеялу.
— Вот вам, значится, обещанное, — сказал Никодим, — теперь утепляйтесь и отдыхайте. А я пойду, значится, к своей старухе. Заждалась, уж, поди.
— Иди, иди, Никодим, только не пропадай, — разрешил командир.
Итак, радиаторы подключены, окна задраены одеялами, стол накрыт по высшему разряду, можно и расслабиться.
Борттехник разлил по кружкам спирт, а командир произнес первый тост:
— Давайте выпьем за еще одну счастливую посадку в сложных метеорологических условиях.
Все дружно поддержали этот тост и с нескрываемым удовольствием осушили кружки.
А потом началось интенсивное чавканье шестерых проголодавшихся мужичков.
А когда борттехник начал разливать по второму разу, свет вдруг погас, а в темноте разве разольешь. Нет разлить-то можно и в темноте, но не в кружки, а мимо них.
— Ну что, Никита, иди искать Никодима, — предложил командир.
Запасливый бортмеханик включил дежурный фонарик и изъявил желание сопровождать Никиту.
В комнате у администраторши горела свечка. Сама администраторша сидела за столом и кемарила.
— А мы опять к вам, — сказал Никита, — хотелось бы увидеть Никодима.
— Увидеть его можно, да толку-то что. Он на радостях выдул всю четвертинку и завалился в чулане. Его теперь никакими колоколами не разбудишь, — сообщила администраторша.
— А что же нам делать, — задал вопрос Никита, — мы без света никак не можем.
— Есть у нас дежурный электрик, так если он тверезый, то вам повезло, — ответила администраторша, — вы посидите, а я за ним сбегаю.
— Да уж, вы постарайтесь, — сказал Никита.
Через пятнадцать минут администраторша привела заспанного электрика:
— И что на ночь глядя вам не спится, — проворчал электрик, — спали бы себе и спали.
— А мы еще некоторые дела не закончили, — вступил в разговор бортмеханик.
— Ну что ж, пойдемте в вашу комнату, — без особого желания произнес электрик и пошел к лестничной площадке, включив предварительно фонарь.
Войдя в комнату, он заметил четыре радиатора и воскликнул:
— Ни хрена себе батарея, конечно, никакие предохранители не выдержат.
— Но мы надеемся на вас, — произнес командир, — не случайно же вас называют классным специалистом.
— Оно, конечно, — выпятил грудь классный специалист, — но предохранители на дороге не валяются. Их еще поискать надо.
— Ну, вы уж поищите, а мы в долгу не останемся, — пообещал командир.
Завидев на столе литровую баклажку, электрик проглотил слюны и пообещал эти самые предохранители достать.
Минут через десять свет загорелся, и электрик вернулся в комнату.
— Большое спасибо вам, мил человек, — завидев электрика, произнес командир.
— Спасибо, конечно, хорошо, но его в карман не положишь и в стакан не нальешь, — нахмурился электрик.
— Ах, да, я и забыл, а стакан-то у вас есть, — улыбнувшись, спросил командир.
— А он у меня всегда при себе, — сказал электрик и достал из кармана граненый стакан.
— Вот специалист, так специалист, — похвалил его командир, — Григорий, налей-ка товарищу.
Григорий выполнил просьбу командира, наполнив стакан до краев.
Электрик отпил солидную долю из стакана, вытерся рукавом, а оставшуюся часть перелил в вынутую из кармана четвертинку:
— Спасибочки вам, добрые люди, за то, что не дали старику помереть.
Выслушав электрика, командир обратился к борттехнику:
— Долей-ка, Григорий, ему четвертинку. Уж больно хорошо он нас назвал.
Григорий выполнил просьбу командира, и электрик заторопился к выходу.
Перед дверью он обернулся и, посмотрев на командира, произнес:
— Дай бог вам неба чистого, да приземлений мягких.
Сказав это, он повернулся и скрылся за дверью.
— Всем хорош русский мужик, — сказал командир, — но тяга к спиртному… Хотя, что это я. А ну-ка наливай, Григорий.
— Командир, а позволь сказать очередной тост, — попросил правый летчик.
— Ну, сказывай, если созрел.
— Ребята, я хочу сейчас выпить за нашего командира. В таких условиях посадить самолет не каждому дано. После четвертого разворота я чуть в штаны не наложил. За вас, командир, за ваше летное мастерство.
Да, за такой тост не грех и выпить.
Выпили и за закуску.
А во время чавканья можно и поговорить.
— Командир, а завтра на танцы пойдем, — спросил раскрасневшийся Никита.
— Может, и пойдем, — улыбнулся командир, — но только в том случае, если своевременно подготовимся к очередному полету.
— Так у нас в запасе есть целых два дня, — напомнил Никита.
— Но лучше заранее подготовиться, а потом можно будет и отдохнуть, — уточнил командир.
Выпив по третьей, экипаж окончательно разогрелся и завалился спать. Всю ночь комнату сотрясал храп то одного, то другого члена экипажа. Особым искусством храпа обладал бортмеханик. Он умудрялся храпеть и туда, и обратно.
На следующий день штурман Никита разбудил всех в 8 часов, дабы успеть на утренний завтрак.
После завтрака борттехник с бортмехаником отправились на аэродром готовить самолет, а остальные члены экипажа оккупировали класс летной подготовки и стали готовить летную документацию и необходимые для полета данные.
К обеду весь объем работ был выполнен, и командир разрешил экипажу прогуляться по городу.
Сам же он решил навестить ту самую Анну, с которой не виделся целых четыре года. Районный городок был небольшим по размерам, да и жителей в нем проживало чуть больше пяти тысяч. Узкие улочки были засыпаны белым снегом, поэтому казались такими ухоженными. А в прошлый раз они прилетали летом, и проезжая часть глазела на них лужами и колдобинами.
— Интересно, дома ли сейчас Анна, — шагая по заснеженному тротуару, думал командир, — вообще-то, сегодня суббота, а по субботам Анна не работала.
И вот показался старенький деревянный дом, в котором проживала Анна. И чем он был ближе, тем учащенней билось сердце командира:
— А будет ли она рада моему визиту.
Калитка скрипнула, и командир вошел в заснеженный дворик. К крыльцу вела расчищенная от снега тропинка. Подойдя к двери, он несколько мгновений постоял в нерешительности, потом сильно постучал.
В избе послышалось некоторое шевеление. Через минуту дверь отворилась и на пороге появилась постаревшая за четыре года Анна.
Она внимательно посмотрела на командира, потом глаза ее оживились, и она произнесла:
— Владимир, неужели это ты?
От таких слов у командира защемило в груди и, как говорится, в зобу дыханье сперло.
Но он сумел собраться и произнести:
— Да, Анна, это я. А в избу-то ты меня пустишь?
— Конечно, проходи, — засуетилась Анна, — дорогим гостем будешь.
И тут командир по полной расслабился. Войдя в комнату, он достал из пакета бутылку шампанского и коробку конфет, которые заблаговременно купил в местном сельпо.
Обрадованная Анна засуетилась возле стола, заставляя его разносолами собственного изготовления. Да и бутылка самогонки оказалась очень даже кстати.
Прежде, чем сесть за стол, командир обнял Анну и поцеловал так, что у той ноги подкосились. Усадив ее на диван, командир сел рядом и произнес:
— Милая Анна, а я шел сюда и думал, помнишь ли ты меня, узнаешь ли ты меня.
— А я тебя сразу узнала. А раз узнала, значит помнила. Может быть, ты поухаживаешь за мной.
— Да, конечно, — засуетился командир.
Он налил в Аннин фужер шампанского, а свою стопку наполнил самогоночкой:
— Давай выпьем за нашу встречу, — предложил он.
— Давай, — согласилась Анна.
А после выпитого раскрасневшаяся Анна сама обняла командира и прошептала:
— Если бы ты знал, как я тебя ждала все это время.
— Господи, и сколько же таких женщин ждут своего счастья, не теряя надежды и думая о том человеке, который хоть на миг сделал ее счастливой, — подумал командир.
С нахлынувшей теплотой он обнял женщину, с которой был близок всего один день:
— Анна, ты уж меня прости, просто не так часто мы приземляемся на местном аэродроме.
— Ты знаешь, а у нас по городку уже прошел слух, что прилетели какие-то летчики и угощают всех спиртом. Я почему-то подумала, что это ты прилетел.
— Вот я и прилетел.
Теперь оставим командира с Анной наедине и пройдем в местный клуб, где уже начались танцы.
Именно там мы и встретим остальных членов экипажа.
Они уже не по одному разу потанцевали с местными красотками, вызывая черную зависть у городских парней.
Некоторые из них подошли к экипажу и предложили выйти на свежий воздух.
Члены экипажа переглянулись и пошли к выходу. На свежем воздухе состоялся следующий разговор:
— Короче, мы советуем вам катиться в свою гостиницу, а то…
— А то, что, — перебил говорившего Никита.
— А то мы вам бока наломаем, — зло сказал один из парней.
— То есть, если мы не уйдем, вы нас побьете, — уточнил Никита.
— Да, и не просто побьем, а покалечим, — подтвердил парень.
— А есть ли другие варианты, — задал новый вопрос Никита.
— Есть, но это будет зависеть от полноты налитого стакана.
— Ну, если дело только в этом, то мы готовы вас угостить, — сказал Никита, — Григорий, доставай свою баклажку.
Тут же нашлись емкости, в которые был перелит спирт, и довольные парни ушли на расслабон.
А экипаж вернулся в клуб и продолжил знакомство с местными красотульками. Танцы были в полном разгаре, когда подвыпившие парни вернулись в клуб. Разгоряченные спиртным они попытались наказать летчиков, но за экипаж вступились девушки. А женская солидарность может сподвигнуть на любые подвиги.
После непродолжительного противостояния, экипаж был девушками отбит, и ими же взят в полон.
В общем, в гостиницу никто из членов экипажа не пришел. Не пришел экипаж в гостиницу и на следующий вечер.
А утром члены экипажа, как огурчики, собрались на аэродроме, и старенький Ли-2 взял курс на север.
С земли самолет провожали десятки расстроенных глаз, как женских, так и мужских.
Но в женских глазах просматривалась затаенная надежда на новую встречу.

Пока был жив отец, Мила чувствовала себя самым счастливым человеком на этом свете. Про тот свет она и думать, не думала. Ее родители вот уже пятнадцать лет жили в мире и согласии и, как могли, лелеяли свою единственную дочь. А папка вообще души в ней не чаял. Возвращаясь с работы домой, он вручал Миле или маленькую шоколадку, или большую фруктину. Чаще всего это было яблоко, иногда груша. И Мила его очень и очень любила. Не подумайте, что она любила его только из-за угощений. Совсем нет, просто, она уже не могла представить своего папку без этих самых угощений.
И вот папы не стало. В один из зимних вечеров на папу напала группа молокососов и забила его до смерти. Добычей этих ублюдков стал кошелек с двумя бумажными стошками и мелочью рублей на двадцать. Да, в другом кармане они обнаружили маленькую шоколадку, и ее тоже оприходовали.
Все-таки, как дешево стоит в нашем мире человеческая жизнь, особенно тогда, когда за нее вообще никто не отвечает. Ублюдков так и не нашли. А, может быть, и не хотели искать?
На похоронах Мила рыдала навзрыд, и никакая сила не могла ее успокоить.
После смерти отца она замкнулась в себе, потеряв еще не окрепший смысл жизни. Правда, на автомате она все же закончила одиннадцатый класс и приступила к подготовке в педагогический институт. Именно в этот период мама оправилась от смерти мужа и познакомилась с симпатягой лет тридцати. Ее не смутила восьмилетняя разница в возрасте и некая меркантильность избранника. Месяца два они встречались вне дома, и только изредка мама приводила мужчину домой. За этот период Мила успела поступить в педагогический институт и полностью отдалась занятиям в ВУЗе. У Милы появились новые знакомые, и смысл жизни вновь высветился перед ней.
А в Новый год мама объявила Миле о том, что ее избранник с этого момента будет жить вместе с ними. Мила и раньше осуждала маму за поспешность приближения к себе какого-то мужчины, а тут не выдержала и впервые нагрубила ей. Но Милина грубость только раззадорила маму, и ее избранник вселился в их жизненное пространство.
Его слащавый вид раздражал Милу все больше и больше, но ее раздражение только возбуждало маминого избранника. Проходя мимо, он, будто бы нечаянно, задевал Милу, поэтому она старалась как можно реже быть дома.
Но однажды случилось то, отчего у Милы помутилось сознание, и она покинула отчий дом навсегда. Думаю, что взрослый читатель понимает, что я имею в виду, поэтому не буду пересказывать омерзительного поведения маминого избранника. Хотя руки чешутся, чтобы наказать ненасытного развратника.
С большим трудом Мила поселилась в общежитии института, и теперь каждый человек в мужском обличии стал вызывать у нее чувство раздражения и злобы. Хорошо, что в педагогическом институте молодых людей можно было по пальцам пересчитать.
Зато в общении с девчонками она старалась забыть все плохое и вспоминала только папу.
Однажды, общаясь со своей соседкой по комнате, которую звали Ниной, она опять вспомнила папу и вдруг заплакала так, что та пришла ей на помощь. Присев рядышком, она обняла плачущую Милу за плечи и стала целовать ее заплаканные щеки и губы, приговаривая:
— Не плачь, глупенькая, папу все равно не вернешь.
Мила, как-то сразу, отдалась ее ласкам и несколько минут была в состоянии полного опустошения. Потом, прекратив плакать, она обняла свою соседку и, в знак благодарности, поцеловала ее в губы.
— Вот тот человек, с которым мне будет легко и приятно, — подумала Мила.
В этот момент Нина поймала на себе ее ласковый взгляд и получила от этого большое удовольствие.
А потом были совместные походы в кино и в ночные клубы, но приставания парней отметались ими в самом зародыше. И только потому, что вдвоем они чувствовали себя очень и очень комфортно. А раз так, да ну их, на фиг, этих мужиков.
С мамой Мила общалась только по телефону, да та и не настаивала на каких-либо встречах. У нее и своих проблем хватало, молодой сожитель не отличался особой верностью и проявлением достаточного внимания. Ну, да черт с ней, сама этого хотела.
А Мила с Ниной продолжали успешно учиться, помогая друг другу во всем. Не только помогая, но и удовлетворяя друг друга. В свободное от учебы время они подрабатывали то в детских садах, то репетиторами. За репетиторство они неплохо получали, поэтому могли себе позволить модно одеться и иногда шикануть.
Побывав в одном из ночных клубов, они напоролись на жесткое приставание особей мужского рода, что окончательно убедило их в звериной сущности оных. Поэтому походы в клуб они заменили домашними застольями с приглашением однокурсниц. Иногда их кампанию разбавляли и однокурсники. Один из таких разбавителей долго присматривался к подругам и, в один из вечеров, пригласил их прогуляться до интересного клуба, который он периодически посещал.
После некоторых колебаний Мила и Нина согласились на предложение, и клуб 69 открыл перед ними свои двери. Этот клуб посещала молодежь с нетрадиционной ориентацией, и, наверное, поэтому он был оформлен в розовые и голубые цвета. Атмосфера в клубе была непринужденной и, в полной мере, свободной. Слащавые молодые люди обнимались и целовались прямо за столиками. Тем же самым занимались молодые вертихвостки. Они делали это так раскрепощено, будто рядом вообще никого не было.
Эта раскрепощенность поначалу шокировала наших подруг, но под воздействием выпитого коктейля их тоже расслабило и понесло. Так они нашли не только приятное место для расслабухи, но и приобрели новых друзей мужеского пола. С этими друзьями можно было веселиться по полной, не боясь какой-либо агрессии. Правда, в один из вечеров, их веселье переросло в нетрадиционный секс. Случилось это в гостях у одного из молодых людей. В этот вечер его родители уехали на дачу, хата освободилась, и тусовка была перенесена из клуба туда.
Выпив и потанцевав, молодые ребята принялись ласкать друг друга, и их ласки возбудили наших подружек. Как-то непроизвольно они подключились к любовной игре и уже ласкали друг друга в четыре пары рук. Но до полового акта в нашем понимании его, дело не дошло. Правда, ласки от этого не оказались пресными. Наоборот, участвующие в них получили полное удовлетворение. Об этом красноречиво говорили их разгоряченные тела и томные взгляды.
Иногда Мила задумывалась над своим поведением и даже мысленно осуждала себя, но тяга к Нине была значительно сильней всяких раздумий.
Но последний экзамен был сдан, дипломы защищены, и Нина уехала к себе на родину, а Мила была приглашена преподавателем русского языка и литературы в одну из местных школ. Работая в школе, она не забывала и о репетиторстве.
Именно репетиторство и обеспечило ей встречу с девушкой, к которой у Милы возникли новые, не слабые чувства. Звали эту белокурую девушку Олей, а ее родители очень хотели, чтобы дочь без всяких проблем поступила в юридический институт. С этой целью они и нашли репетитора в лице Милы.
Уже на первом занятии Мила обратила внимание на то, что при виде Оли ее сердце учащенно забилось. На втором занятии она, при объяснении материала, несколько раз коснулась Олиной руки. Кроме того, ее колени неоднократно касались Олиных коленей, и та не пыталась их убрать. В момент прощания Мила похвалила Олю за усидчивость и погладила ее по голове. При этом она почувствовала ответное Олино движение и еще больше возбудилась. Но торопить события она не хотела, так как в полной мере еще не убедилась в Олином настрое.
Хотя к следующему занятию она тщательно подготовилась. Ее короткая юбка лишь чуть-чуть прикрывала женские прелести, а облегающая футболка подчеркивала выпирающие соски.
Такой вид репетиторши ни в коей мере не насторожил Олю. Зайдя в комнату, она мило улыбнулась и сказала, что готова заниматься, как никогда. Для Милы Олины слова явились неким возбуждающим посылом, и она не стала оттягивать приятные минуты сближения. Обняв Олю, она поцеловала ее в губы и призналась в том, что с первого занятия почувствовала неописуемое влечение к ней. По Олиному взгляду она поняла, что та тоже возбудилась от ее поцелуя, и тогда Милины руки приступили к обследованию юного тела ученицы. В общем, урок прошел в возбуждающей, обоюдотрепетной атмосфере и закончился взрывным оргазмом, после которого Оле не захотелось идти домой. Но, мало ли что не захочется, есть еще такое понятие как «надо».
Вместо двух раз в неделю, Оля стала приходить на занятия четыре-пять раз, и Мила была этому очень рада. Она даже не подозревала, какой запас энергии скрывается во внешней Олиной скромности, какой прилив возбуждения исходит от нее.
Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончились и занятия по репетиторству. Оля с трудом, но поступила в юридический институт, и их встречи стали случаться все реже и реже.
Да еще на одном из родительских собраний Мила увидела мужчину, очень похожего на отца, и доселе неизведанные чувства тронули ее. Она сделала все от нее зависящее, чтобы привлечь внимание мужчины, и тот повелся на ее соблазняющий взгляд.
Около года они встречались тайно на квартире, которую снимала Мила, и казалось, что их встречи перерастут во что-то большее. Но, когда мужчина пожелал оставить ради нее свою семью, Мила категорически с этим не согласилась. А, поразмыслив, поняла, что семейная жизнь с мужчиной не для нее. Тяга к женщине оказалась значительно сильней, да и мужчина при ближайшем рассмотрении совсем не походил на ее отца.
А Нина, тем временем, без отрыва от учительства сменила не одну партнершу, но те оказались не такими соблазнительными, как Мила. Во время летних каникул она навестила свою студенческую подругу и призналась ей в любви. Для Милы ее признание не оказалось неожиданным, так как она сама частенько вспоминала их любовные игры в общежитии.
Через год у Нины умерла мама, оставив ей двухкомнатную квартиру, и Мила переехала к ней. Они работали в разных школах, и никто из соседей не мог заподозрить их в интимной близости. Ну, живут себе две подруги в одной квартире, так что из этого.
Однажды между ними произошел следующий разговор:
— Мила, а ты не задумывалась над мыслью о приобретении ребенка?
— Задумывалась, но только не решалась тебе об этом сказать.
— Знаешь, а мне все чаще хочется приласкать какого-нибудь малыша.
— Значит, ты хочешь мальчика, — спросила Мила.
— Нет, почему же, я и девочке была бы рада.
— А мне хочется мальчика, — призналась Мила.
Услышав это, Нина обняла свою подругу и произнесла:
— Так давай возьмем из детдома какого-нибудь мальчика.
— Давай, — согласилась с ней Мила.
Несколько дней они ходили в один из детских домов, присматриваясь к мальчикам. Наконец, сошлись на кандидатуре кудрявого симпатяшки, отличавшегося от других кротким нравом и выразительными глазами.
Потом началась длительная процедура сбора документов и оформления материнства. В конце концов, маленький Сережа оказался в Нининой квартире, и семейная жизнь потекла своим чередом. При этом он получал в два раза больше материнской ласки и любви, что ему не всегда доставляло удовольствие. И только потому, что отцовской любви ему явно не хватало, но с годами он с этим смирился и родителей не обижал. А, отслужив в армии, и получив родительское благословение, женился на молодой и красивой девчонке. Через год у молодой четы появилась девочка, а потом и мальчик, и любвеобильные бабушки с удовольствием приняли их.
Дай бог им семейного счастья и большого количества внуков и внучек, которые обязательно порадуют их правнуками и правнучками. Ведь жизнь все равно продолжается, хотя и не совсем традиционно начиналась.